Глаза Моны - Тома Шлессер

Эпилог. Мона, смелей!

Бывают каникулы, которые и каникулами не назовешь – язык не поворачивается. Осенние каникулы на День всех святых как раз такие. Темнеет рано, окна в домах закрыты, даже болтать не хочется – угнетает тяжелое чувство траура, скорби. Холодные оконные стекла с наступлением темноты запотевают, их ясную гладь заволакивает влажной дымкой. Слезами стекают капли. Тень печального праздника омрачает всю неделю[30].

Антикварной лавки Поля больше не было, и Моне казалось, что все ее предали. Уже давно было условлено, что в осенние каникулы она поедет в Рим к Лили, да не просто поедет, а полетит на самолете, что сулило еще больше радости. Но обещанная поездка почему-то откладывалась на неопределенный “следующий раз”, и это было очень обидно. На самом деле родители Моны умирали от страха при мысли о том, что она может потерять свой талисман, Камилла даже перевесила его на новую леску с крепким замочком. Отпустить дочь одну в такую даль для нее было немыслимо.

Мона лежала на полу в своей комнате и смотрела в потолок. В проступавших на его поверхности пятнах сырости она увидела какую-то инопланетную карту и теперь придумывала названия стран и народов, представляла себе, во что одеты эти люди, как они выглядят (карлики или великаны), сочиняла историю жестоких войн и заморских завоеваний, грандиозных битв и, главное, счастливых примирений. Причем, сама того не замечая, рассказывала эти небылицы вслух.

В комнате все изменилось. Когда она убрала из нее свои детские вещицы, освободилось много места, и она перетащила сюда много всякого добра из отцовской лавки. Так что теперь тут был веселый кавардак. Кое-где еще валялись одежки и школьные тетрадки, но все вместе было похоже на кладовку с сокровищами. Среди прочего выделялся проигрыватель Поля, на котором Мона время от времени слушала какую-нибудь песню Франс Галль. Был тут и старый знакомый – еж-сушилка для бутылок, который когда-то Мона ненавидела, а теперь подвесила к потолку на леске (вроде той, на какой висела ракушка у нее на шее). На книжные полки затесалось несколько старых коллекционных книг. Там же стояла чудом уцелевшая после продажи фигурка Вертунни – пастух, перебирающий струны лютни. Скорее всего, Орфей. На стенах по-прежнему висели афиша выставки Сёра, шуточный рисунок, который Моне подарила задорная студентка, копировавшая “Мысль” Огюста Родена, и, разумеется, фотография ее с Анри перед музеем Орсе.

В соседней комнате зазвонил телефон Камиллы. Она ответила, и по торопливому беспокойству в голосе матери Мона поняла: она говорит с дедушкой. Камилла нервно расхаживала с трубкой в руках и чеканила: нет, нет, нет! На что это она не соглашалась? Не надо было долго думать, чтобы понять, что происходит. Анри уговаривал Камиллу отпустить Мону из Монтрёя хоть на несколько дней. Она выскочила в коридор и приникла ухом к стене. В конце концов мама, кажется, сдала свои позиции.

– Ну ладно, ладно, – повторяла она теперь.

А через несколько минут повесила трубку и громко сказала:

– Мона, я знаю, что ты там и все подслушала!

Мона хитро засмеялась и вернулась к себе. Тут же к ней пришла мама. Да, ей можно ненадолго уехать. Да, Космоса можно взять с собой. Действительно, если Анри будет следить за Моной, ей не грозит опасность.

– Дедушка попросил меня передать тебе вот эти слова Сезанна. – Камилла записала их на бумажку и теперь прочитала: – “Лувр надо постигать через природу, а природу – через Лувр”. Я не очень поняла, в чем тут дело, но он хочет показать тебе гору Сент-Виктуар.

– Ура! Какое счастье, мамочка! Спасибо!

– Но ты будешь очень осторожна. Понятно? Покажи-ка мне застежку на леске…

* * *

Анри и Мона скучали по общему секрету. Это было так здорово, так важно – иметь внутри большого мира свой особый, куда никому нет хода. И так грустно взять и расстаться с этой параллельной жизнью. Быть может, чтобы распроститься с ней, нужно отправиться в путешествие? Быть может, это и есть тайная цель их поездки? Возможно.

Сидя рядом с дедом в скоростном поезде, Мона заметила, что он не читает, а, кажется, о чем-то напряженно думает. Моне захотелось стереть с его лица озабоченное выражение. Для этого она решила показать ему, что лежит у нее в кармане.

За пятьдесят две среды она под его руководством познакомилась с пятьюдесятью двумя произведениями искусства. Однажды на день рождения ей подарили колоду из пятидесяти двух пластиковых карт, и она захотела наклеить на обратную сторону каждой по изображению этих картин, рисунков, фотографий, скульптур, инсталляций. И выполнила задуманное. Вот эту колоду она и взяла с собой. Но не дала деду в руки, а как ни в чем не бывало положила перед собой на столик. Анри, конечно, стало любопытно.

– Что это, Мона?

– Моя колода карт. Я наклеила на них все, что мы с тобой посмотрели.

– Ты хочешь сказать, что подобрала к каждому из пятидесяти двух музейных экспонатов символически подходящую карту?

– Думаю, да.

Анри захлестнуло воспоминаниями, но он постарался не показать своего смятения. Неужели Мона в самом деле выполнила то, что собиралась сделать на спор, и распределила все-все, что они видели, сообразно с их названиями и ценностью? И действительно получился целый комплект? Он недоверчиво взял колоду и стал перебирать карту за картой. Делал он это медленно, но все равно было похоже, как будто за несколько минут он пролистал всю писавшуюся целый год книгу, которую таким волшебным образом Мона уместила на карты.

– Невероятно, Мона! Как же тебе это удалось?! Это лучший результат двенадцати месяцев нашего общего труда. Да эта колода карт – сама по себе произведение искусства.

– Спасибо, – смущенно, но не без гордости сказала Мона. – А ты, деда, выполнишь, что обещал? Помнишь, рассказ о бабушке?

– Да. Выполню, раз уж так.

Мона радостно взвизгнула и прижалась к деду. Несколько пассажиров обернулись и неодобрительно посмотрели на нее, им, видно, не нравился бурный детский восторг. Мона чуть не показала им язык, но придумала кое-что получше.

– Диди, пошли в вагон-ресторан? Ты возьмешь себе кофе, а мне шоколад и расскажешь про бабушку. Пойдем, ну пожалуйста!

Анри согласился. В вагоне-ресторане они сели рядышком, лицом к большому окну. Мона залпом проглотила шоколад, дед к своей чашке кофе едва притронулся. Настал час раскрыть тайну. Момент подходящий – в поезде, который мчался через всю страну, увлекая за собой небо и землю. Анри приступил к рассказу.

Колетта была дочерью участника Сопротивления времен Второй мировой войны, католика, роялиста. Его схватили