Впечатления и встречи - Людмила Львовна Горелик

Первое впечатление: квартира маленькая! И потолки невысокие! И комната наша небольшая, а уж кухня и комната соседей — совсем крохотные. Второе впечатление: обои, обои в цветочек! А у нас была известка с накатом — чуть облупившаяся местами. Это не была квартира моего детства, это была другая комната. И двое чужих мужчин сидели в этой комнате, смотрели телевизор.

Окно было таким же узким, но рамы пластиковые — это я уже видела с улицы. Все уменьшилось в объеме, как я уж потом догадалась, не только потому, что ребенку все кажется больше, но и объективно: выравнивали стены гипсокартоном, делали навесной потолок, в кухне, видимо, выгораживали какой-нибудь душ (у нас не было)… В общем, это была другая квартира.

Добрая женщина, впустившая меня, молча ждала, пока я насмотрюсь и уйду. «Ну что, у нас лучше?» — насмешливо спросил один из телезрителей. «Нет, у нас было лучше!» — серьезно ответила я.

2. Наш быт

Я не застала Смоленск, каким мы его видим на послевоенных фотографиях: страшный, черный, с остовами сгоревших домов. Но и в начале пятидесятых, в годы моего детства, следы войны были еще отчетливы. Многое тогда даже не воспринималось как следы войны — это была просто наша жизнь, это был мир, в котором мы жили.

Наша семья, вполне благополучная, проживала в коммунальной квартире на ул. Ленина. Летом я подолгу жила у бабушки, на окраине города, а зимой чаще всего с родителями. В восемнадцатиметровой комнате мы жили впятером. Вероятно, и сейчас можно отыскать столь же плотно живущую семью, но тогда это было нормой, мы жили, «как все», то есть хорошо. Большинство моих одноклассников также жили в коммуналках. Вдоль стен стояли три кровати и диван (на диване я спала, как самая младшая). Еще был большой резной буфет, платяной шкаф с зеркалом, маленькая этажерка, стол и четыре стула. Комната, конечно, была вся заставлена, стол стоял посередине. Буфет располагался необычно — не вдоль стены, а «вдоль угла», касаясь боковыми панелями двух перпендикулярных стен. Поставленный так, он закрывал вечно сырой, плесневеющий угол возле окна . Стены во время ремонта обычно покрывались побелкой с добавлением бирюзового либо голубоватого оттенка, а поверх делался серебряного или же золотого цвета «накат», имитирующий обои.

Удивительно, но вся наша одежда прекрасно помещалась в одном двустворчатом шкафу. Тогда мало требовалось одежды. В школьные годы у меня были халат, школьная форма и пара летних платьев. Пальто (зимнее и демисезонное) висели на вешалке, прибитой к дверям. На шкафу плашмя лежал чемодан — в него укладывались на хранение одежда и обувь «не по сезону». Другой чемодан, также набитый «несезонным» тряпьем, стоял под кроватью. За столом и обедали, и читали, и делали уроки, постелив газетку, чтобы не запачкать клеенку чернилами. Чернила все же периодически проливались, и тогда клеенку оттирали содой. Оставались выцветшие пятна от соды на клеенке. На этажерке стояли книги. Почти все наши книги помню, так как было их не много: толстый в бордовом переплете Пушкин («Избранное»), четырехтомник «Собрания сочинений» Лермонтова (поначалу Лермонтов тоже был представлен большим, больше Пушкина, «Избранным», четырехтомник купили во второй половине пятидесятых).. Из моих личных книг на этажерке стоял Маршак, такой же толстый, как Пушкин, только в сером переплете, «Стихи и сказки для детей». Маршака мне подарили на первый юбилей (пять лет!), и я быстро выучила многие стихи наизусть — к этому времени я уже хорошо читала. Еще на этажерке всегда стояли книги и журналы «библиотечные» — то есть те, что родители регулярно обменивали в библиотеке. Их берегли больше «собственных». Помню окрики мамы: отодвинь подальше от чернильницы, это же библиотечная книга! Помню ее ужас, когда я (в дошкольном возрасте), читая, перегнула книгу по корешку.

«Коммуналка» наша была небольшая, всего на две семьи — в этом смысле нам повезло. Впрочем, вряд ли моим родителям завидовали обитатели других, значительно более населенных, коммунальных квартир нашего подъезда: уж больно своеобразной казалась жизнь соседствующего с нами по коммуналке семейства. Скажу сразу, что уживались мы мирно и даже добрососедски. Тетя Настя, или Артемовна (так, по ее просьбе, называла ее даже я, совсем шмакодявка) и дядя Коля (так звала его я, а полное имя было Николай Федорович) жили вдвоем в небольшой комнате (метров девять). Уверена, что они не были алкоголиками в медицинском смысле, но просто отличались излишней любовью к выпивке, а выпив, громко и безудержно веселились, а иногда так же безудержно ссорились. В эти дни к ним в числе других гостей приходили те, кого сейчас принято называть «бомжами». Тогда их звали нищими. Благодаря соседям, я помню некоторых смоленских нищих тех лет, в том числе очень колоритную Валю-с-фестиваля. Это прозвище она получила среди смолян в 1957 году, когда проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве: выпив, она приплясывала, напевая «А я Валя с фестиваля…». Но появилась Валя на смоленских улицах много раньше — я ее помню, во всяком случае, еще до фестиваля. Валя дружила с нашими соседями. Была она невысокого роста, худенькая и, кажется, еще не старая. Сильно пьющая, конечно. Как-то она купила гроб, поставила его у нас на чердаке, а точнее, на маленькой площадке возле двери запертого чердака, и стала там ночевать. Когда другие соседи ее пытались вразумить, она отвечала, что, кроме нее самой, ей никто гроб не купит, а пока не умерла, она в нем и спать имеет право. Через несколько дней гроб убрала милиция.

Однако в целом гости соседей нам не мешали. Артемовна, даже выпив, как истинный командир, зорко следила за регламентом и держала своих гостей «в рамках». Если и возникала между гостями драка или кто-то нечаянно падал к нам в комнату, Артемовну просили «последить за порядком», и все входило в рамки вполне терпимого. Да и редко такое случалось — за все годы считаные разы. В основном жили мы с соседями мирно. Наша большая семья тоже на раздражала Артемовну и дядю Колю, за что им отдельное спасибо. Из мест общего пользования у нас были только кухня и небольшой коридорчик. С согласия соседей, мои родители огородили нишу в коридоре, чтобы держать там зимой картошку. Пальто и