Завтра, завтра - Франческа Джанноне

Он взял ее левую руку и с нежностью погладил безымянный палец, на котором сверкало золотое кольцо с маленьким изумрудом.

Как и задумал еще в детстве, едва достигнув совершеннолетия – третьего декабря прошлого года ему исполнился двадцать один год, – Лоренцо попросил Анджелу выйти за него замуж и подарил ей обручальное кольцо своей бабушки. Марианна сама отдала ему это кольцо. Она всегда хорошо относилась к Анджеле, возможно, потому, что они обе рано потеряли отцов и ей было хорошо знакомо то чувство растерянности, ощущение внезапной уязвимости, когда лишаешься того, кто раньше шел впереди и проторял тебе дорогу.

«Вырастешь и подаришь это кольцо своей Анджеле, когда будешь просить ее руки», – сказала она тогда, сжимая его руку в своей морщинистой ладони. Затем она подмигнула внуку, давая понять, что это должно остаться между ними. С тех пор Лоренцо много лет запирал кольцо в ящике своего стола, где никто не мог его найти. После смерти бабушки и дедушки он не раз слышал, как его мать возмущалась: «Куда же запропастилось кольцо Марианны? Я все перерыла, но нигде не нашла. Странно».

– Знаешь, о чем я подумал? – сказал Лоренцо и мягко поцеловал ее в лоб. – Когда ты станешь моей женой, будешь работать со мной на мыловарне. Ты могла бы заняться отчетностью, ты ведь внимательная и аккуратная, умеешь держать счета в порядке.

Она посмотрела на него с удивлением.

– Ты это серьезно? Раньше ты никогда об этом не говорил.

– Конечно, серьезно. Ты думала, я позволю тебе вечно работать в лавке и быть рабыней этого типа? Тем более что он явно к тебе неровно дышит, это видно за версту.

Анджела возмущенно выпрямилась.

– Никакая я не рабыня, – сказала она. – А Оронцо просто вежлив со мной. Не начинай.

– Да неужто? Но если ты так говоришь… И все же ты одна тянешь на себе его лавку, и после стольких лет он все еще платит тебе гроши. Будет уже, Анджела… – он покачал головой.

– Не думай, что у него такая уж баснословная выручка. Оронцо платит мне столько, сколько может.

– Да у него денег куры не клюют, – возразил Лоренцо. – У Оронцо свои делишки в порту. Все об этом знают.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – ответила она. – Почему бы нам не вернуться к тому, с чего ты начал? Тот разговор нравился мне куда больше.

Лицо Лоренцо расплылось в улыбке.

– Ты действительно хочешь, чтобы я работала с тобой, в «Доме Риццо»? – уже мягче спросила она.

– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. И знаешь почему?

Она покачала головой.

– «Один может только бродить. Двое всегда куда-то идут».

Анджела нахмурилась.

– Но это же… – пробормотала она, указывая в сторону кинотеатра.

Лоренцо рассмеялся.

– Да, это реплика Ким Новак, – сказал он.

– Ну ты и дурак! – с улыбкой ответила она и попыталась его оттолкнуть, но Лоренцо снова поймал ее в свои объятия и прижал к себе.

– Давай я отвезу тебя домой? Ты все еще дрожишь, – сказал он, растирая руками ее плечи.

Они сели на «Ламбретту», которая, как обычно, завелась не с первого раза, Лоренцо крепко зажал афишу между ног и поехал в квартал, который находился далеко за портом, туда, где начинались облупленные стены, в подворотнях пахло мочой, а на балконах рядами сохло нижнее белье. Он остановился перед домом с выцветшей деревянной дверью.

– До завтра, любимая.

Анджела слезла с мотоцикла и пожелала ему спокойной ночи, подарив на прощание длинный и нежный поцелуй.

* * *

Лоренцо медленно открыл дверь дома и удивился, заметив свет на кухне: такое случалось редко, чтобы кто-то оставался бодрствовать допоздна, разве что на Рождество или на Новый год.

Отец сидел на привычном месте, сплетя руки перед собой, мать стояла, прислонившись к буфету, со скрещенными на груди руками и напряженным лицом, сестра рыдала.

– Мы тебя ждали, – усталым голосом обратилась к нему Сальватора.

Аньезе резко подняла голову, посмотрела на брата полными слез глазами и бросилась к нему на шею.

– Что случилось? – спросил он взволнованно. – Эй, успокойся. – Он погладил сестру по спине, но та продолжала сотрясаться от рыданий. Лоренцо вновь посмотрел на родителей. – Скажете мне наконец, что здесь происходит? Что вы с ней сделали?

– Что они сделали с нами, – всхлипнула Аньезе.

Джузеппе тяжело вздохнул и, заламывая руки, наконец, решился заговорить:

– Я продал фабрику, – сказал он, не решаясь взглянуть на сына.

– Что? Ничего не понимаю… – пробормотал Лоренцо с растерянным выражением лица.

– Он продал мыловарню. Что тут непонятного? – вмешалась Сальватора.

Юноша посмотрел на мать, затем снова перевел взгляд на Джузеппе.

– Что ты сделал?

– Спокойно, сейчас папа тебе все объяснит, – предупредила мать.

Лоренцо отстранился от Аньезе и встал напротив отца, крепко вцепившись в спинку стула.

– Какое еще «спокойно», черт побери? – прошипел он.

Джузеппе глубоко вздохнул. Было видно, как трудно ему подобрать нужные слова, если такие вообще существовали.

– Я давно об этом думал… – начал он. – Но мне каждый раз не хватало смелости… Я… я делал все, что мог, и, несмотря на…

Лоренцо не дал ему закончить.

– Что? Что ты делал? Да ты больше времени проводил дома, за этими проклятыми кроссвордами, чем на фабрике!

– Это неправда, я не позволю тебе так говорить! – возразил Джузеппе. – После аварии мне пришлось тянуть на себе все в одиночку, – повторил он, почти задыхаясь. – Ты и представить себе не можешь, через что я прошел из-за твоего деда… С вами, внуками, он вел себя по-другому, но со мной…

– Не смеши меня! – снова перебил его Лоренцо. – Ты сваливаешь вину на деда, непонятно за что, хотя должен был благодарить его! Правда в том, что тебе никогда не было дела до этой фабрики, и это видно по тому, к чему ты ее привел.

– Что ты вообще об этом знаешь, а? – вспылила Сальватора. – Твой отец делал все, что мог, я это видела своими глазами! И я не позволю никому говорить иначе!

– Это он-то делал все, что мог? Ну да, конечно! Мы могли бы еще расти и расти, стать одной из крупнейших мыловарен в Апулии, а вместо этого еле сводим концы с концами. Если кто-то и делает что-то для фабрики, так это мы с Аньезе. Кто сидит там с утра до вечера, как это делал дед? Кто следит за производством, за поставками и работает с клиентами? Кто придумывает формулы? Кому принадлежит идея новой упаковки? А рекламные постеры? Кто их делает, а? – напирал Лоренцо.

Джузеппе снова опустился на стул.

– Оставь ее нам, черт возьми! Какой смысл ее продавать?

– Я уже ее продал, – пробормотал Джузеппе. – Мне нужны деньги, чтобы…

– Кому? Кому ты ее продал? – перебил его Лоренцо. Отец забарабанил пальцами по столу, потом бросил взгляд на жену.

– Скажи им, – поддержала его она.

– Колелле, – чуть слышно ответил Джузеппе.

– Как это, Колелле?! Папа, да как ты мог? – воскликнула Аньезе.

Лоренцо схватил стул и швырнул его на пол.

– Лоренцо! – закричала Сальватора.

– Ты всегда был трусом, – прорычал Лоренцо, тыча в отца пальцем. – Дед этого никогда не позволил бы. Никогда! Ты позор всей нашей семьи.

Джузеппе, ошеломленный яростью сына, сжал кулаки и задрожал. Сальватора бросилась к мужу, крикнув Лоренцо, что он жестокое чудовище.

– Ты ничего не знаешь о своем отце! Это тебе должно быть стыдно за то, что ты сейчас говоришь!

– Перестаньте, умоляю вас, перестаньте! – внезапно закричала Аньезе, закрывая уши руками, и бросилась в свою комнату.

Только тогда крики прекратились.

Лоренцо продолжал с ненавистью смотреть на отца.

Эти три слова – «Я продал фабрику» – разорвали ему сердце.

4

Я останусь там, где мой дом

Февраль–март 1959 года

На следующее утро кухня походила на пустыню: в комнате царил полумрак, окна были закрыты, в воздухе стоял густой запах вареного мяса.

Мать