Книжная лавка фонарщика - Софи Остин
— Нет, мисс, — ответила Бесси. — Не нахожу. Я считаю, что все от этого только расстроятся.
— А я бы не расстроилась, — возразила Эвелин, застегивая пуговицы на высокой твидовой юбке. Она надеялась произвести на гостей впечатление строгой учительницы, пусть на самом деле этот костюм и предназначался для езды на велосипеде, а вовсе не для встречи толпы мужчин в униформе. Но в дверь стучится новое столетие — моде пора меняться.
Бесси застегнула последнюю пуговицу на жакете Эвелин и сказала вполголоса:
— Может быть, они привезли вести о вашем отце? В конце концов, мы ничего о нем не слышали с тех пор, как напечатали те статьи в газете…
Эвелин вздрогнула:
— Мы не должны вспоминать об этих статьях. Ни сейчас, ни впредь. И особенно в присутствии маменьки.
— Разумеется, мисс, — краснея, ответила Бесси. — Я бы не посмела.
— Знаю, — сказала Эвелин, встретившись с ней взглядом в зеркале и нерешительно улыбнувшись. — А теперь ступай и скажи мистеру Дили, пусть впускает уже этих людей — они без конца звонят в дверь. Если матушка еще не проснулась от этого звона, то в следующий раз проснется точно.
Бесси ушла, но Эвелин последовала за ней не сразу. Она высоко подняла подбородок и посмотрела в зеркало, стараясь скрыть свое волнение за уверенной осанкой, строгим наклоном головы и наигранно твердым взглядом темных глаз. Она знала, что, даже если происходящее внизу не окажется простым недоразумением, ей хватит мужества сдержать удар — жаль только, что оно вообще может ей понадобиться. За последние два года ей так часто приходилось набираться смелости для самых простых вещей, что она уже начала от этого уставать.
«Но если так я смогу уберечь маменьку от потрясений, значит, это того стоит». Она дотронулась дрожащими пальцами до пуговиц жакета, поправила их, а затем развернулась и пошла к лестнице, внизу которой ее ждали мужчины в форме и все то, что они с собой привезли.
Стол в пустом зале для завтраков был накрыт на двоих: яйца вкрутую с холодной жареной ветчиной и свежевыпеченный хлеб с домашним джемом. Из окон, сквозь лозы цветущей глицинии, лились солнечные лучи, лаская своим полосатым узором картины, висящие на стенах, и подсвечивая воздух сверкающими пятнышками. Обычно этот мерцающий, бьющий в глаза свет раздражал Эвелин, но сегодня она была благодарна дому за эти густые лозы, за их покровительство, за ту преграду, которую они создают между ней и теми мужчинами, как мухи роящимися у них на газоне.
— Персиваль!
Лакей заглянул в комнату с каким-то растерянным выражением, словно он уже давно ходил в передней из угла в угол и Эвелин застала его врасплох.
— Кто бы там ни привел в наш двор эту кавалерию, можете их впускать.
Персиваль замешкался:
— Мистер Дили наказал никого не впускать, пока не проснется хозяйка.
— Гостями займусь я, — настойчиво произнесла Эвелин. — Сию же минуту.
На лице Персиваля промелькнуло недоверие, однако же он ответил:
— Разумеется, мисс. — И сделал разворот на каблуках.
Сев за стол на свое любимое место, лицом к окну, Эвелин вытерла вспотевшие ладони о мягкую ткань юбки. Может быть, это какие-нибудь учения? Может, эти люди вовсе не полицейские, а военные? Она подумала, не пересесть ли ей на противоположную сторону, чтобы солнце не светило в глаза, а затем засомневалась, стоит ли ей вообще садиться. Вдруг эти господа решат, что она села завтракать, а не принимать гостей? Наверное, стоило сказать Персивалю, чтобы он провел их в гостиную, но эта мысль посетила ее слишком поздно. В итоге Эвелин стала просто бесшумно шагать по комнате вперед-назад в ритме напольных часов, чей золотой маятник постоянно пускал ей в глаза солнечные зайчики.
В комнату стремительно вошел Персиваль.
— Вас хочет видеть главный констебль лондонской полиции, мисс.
— Лондонской полиции? — Тревожное чувство в ее животе усилилось. — Пригласите его.
Она прислушалась к тяжелым шагам: ботинки со стуком опускались на деревянный пол, однако вошедший в комнату мужчина оказался на удивление расторопен. Он поспешил снять шляпу, обнаружив под ней голый затылок, окруженный полукольцом седеющих волос.
— Леди Ситон. Я уже было начал думать, что никого нет дома.
В напряжении его шеи и беспокойных движениях рук читалось нетерпение.
— Леди Ситон — моя мать, — сказала Эвелин, протягивая ему руку. — Я же мисс Эвелин Ситон.
Приветливая улыбка сбежала с его лица.
— Главный констебль Уоттс. Вашей матери… нет дома?
— Она спит, — ответила Эвелин. — И я не желала бы ее будить.
Мужчина прочистил горло. Она все никак не могла поймать его взгляд. Не то чтобы Эвелин к такому не привыкла, ведь ей не раз говорили, что она бывает излишне прямолинейна. Однако сама Эвелин вовсе не находила это суждение справедливым. Она просто уделяла собеседнику все свое внимание, что, несомненно, было намного вежливее поведения полицейского, который, не отрывая глаз, смотрел на броский портрет ее прадедушки, первого барона Ситона, изображенного по моде прошлого столетия в белом кудрявом парике.
— При всем уважении я бы советовал вам ее разбудить. Я, как и обещал, приехал лично и, принимая во внимание всю… деликатность вопроса, полагаю, ей бы очень хотелось услышать то, что я собираюсь сказать.
— При равном уважении к вам, главный констебль Уоттс, я этого делать не стану. — Эвелин ответила ему своей самой очаровательной улыбкой. — Довольно формальностей. Расскажите же мне, для чего вы ни свет ни заря привели к нашему дому целый полк?
Полицейский поджал губы и бросил на дверь раздраженный взгляд.
— И если вы хотите спросить, дома ли хозяин, то ответ «нет». Так что вам придется общаться напрямую со мной.
— Я знаю, что его нет дома, мисс Ситон, — сказал констебль, сменив тон. Теперь в его голосе слышалась нотка жалости. — Он в Лондоне, в долговой тюрьме. Поэтому мы и приехали.
Свет в комнате померк, и дыхание Эвелин замерло вместе с ним.
— В долговой тюрьме?
Она слышала о них, но не помнила где.
— В них сажают крупных должников на то время, пока они не соберут деньги и не расплатятся с долгами. А у вашего отца долгов немало.
Звук этих слов холодком пробежал у нее по спине. Однако удивляться было нечему: ее отец всегда находил все более оригинальные способы опозорить их с матерью.
Но долги?
Это что-то новенькое.
— Откуда у него могли появиться долги? — спросила Эвелин, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — И перед кем?
— Истец не