Завтра, завтра - Франческа Джанноне
Они беседовали и курили около получаса, пока Лоренцо не попросил посмотреть другие картины Николы, если таковые имеются.
– Над чем ты сейчас работаешь? – спросил он, кинув взгляд в сторону большого холста на мольберте.
Никола потер руки.
– Это абстрактный пейзаж, – объяснил он. – Ткань, пропитанная гипсом.
Лоренцо встал и приблизился к картине. Он долго рассматривал ее, слегка касаясь пальцами выпуклостей и впадин, созданных тканью. Казалось, что изображение выходит из холста. «Очень, очень интересно», – подумал он.
– А здесь ты тоже использовал эту технику? – спросил Лоренцо, присев на корточки рядом с парой других картин. На одной из них плавными мазками было изображено мужское лицо, обрамленное длинными, струящимися волосами, а на другой – две морщинистые руки, едва касающиеся друг друга.
– Да, техника та же. Это автопортрет. А на другой картине руки моей бабушки… – ответил художник.
Лоренцо поднялся и закурил сигарету.
– Я тут подумал… Как ты смотришь на то, чтобы устроить персональную выставку в нашей галерее? – спросил он, выдыхая струю дыма и снова усаживаясь.
Глаза Никола округлились.
– Настоящая выставка, и только моя? Ты серьезно?
– Совершенно серьезно, – улыбнулся Лоренцо. – Думаю, надо собрать с десяток картин, включая те, что я видел сейчас. Сколько времени тебе потребуется, чтобы подготовить остальные?
– Десять картин… – пробормотал Никола, проведя рукой по лицу.
– Мне хотелось бы открыть выставку до Рождества. Сроки сжатые, я понимаю. Ты справишься?
Парень поднял взгляд: у него были миндалевидные глаза цвета осенних листьев.
– Да, да, справлюсь! Буду работать день и ночь, – ответил он с искренним энтузиазмом.
Лоренцо вышел из мастерской Никола с довольным видом. «Первая выставка под моим личным кураторством… Скорее бы рассказать дяде. Представляю, как он обрадуется», – думал он, шагая по аллее, что шла за Порта Сан-Бьяджо.
Проходя мимо кинотеатра «Массимо», он заметил афишу и подошел поближе. «"Четыреста ударов" – фильм Франсуа Трюффо, триумфатор Каннского фестиваля».
«Ах да, – подумал он. – Совсем недавно видел рецензию на него… О нем очень хорошо отзывались».
Лоренцо уже собирался войти и купить билет на первый дневной сеанс, как вдруг остановился. «Почему я опять должен смотреть фильм в одиночестве? Я ведь мог бы пригласить кого-нибудь. Например, Дориану…» Загоревшись этой мыслью, он решил сразу же ей позвонить. Зашел в первый попавшийся бар, купил два жетона и направился к телефонному автомату.
– Резиденция Гуарини, – неподражаемо прогнусавила горничная.
– Добрый день, Роза, это Лоренцо Риццо из галереи «Ингроссо». Я хотел бы поговорить с синьориной Дорианой.
На том конце повисла пауза.
– Сейчас позову, – сказала она наконец.
– Лоренцо! Какая приятная неожиданность, – раздалось в трубке, и он поспешно вставил второй жетон.
– Привет, Дориана. Слушай, я тут подумал… – начал он. – Не хочешь сходить со мной в кино? Показывают «Четыреста ударов», фильм французского режиссера…
– Франсуа Трюффо, да, знаю. Он получил за эту картину Prix de la mise en scène[14] в Каннах, – перебила она, демонстрируя свой безупречный французский.
Лоренцо был приятно удивлен: обычно это он знал все о фильмах, режиссерах, наградах и фестивалях. Но сейчас впервые разговаривал с кем-то, кто, кажется, знал об этом не меньше.
– Именно, – пробормотал он.
– С удовольствием схожу, я и так собиралась его посмотреть, – ответила Дориана. – Я свободна в пятницу после обеда, тебе удобно?
– В пятницу? Конечно, – тут же ответил Лоренцо.
– Прекрасно! Во сколько ты заедешь?
Лоренцо замялся. «Я думал, мы встретимся прямо в кино. Иначе это будет выглядеть как свидание», – подумал он, немного смутившись.
– Эм-м-м… в пять?
Едва он это сказал, связь оборвалась. Пожав плечами, Лоренцо повесил трубку. В конце концов, перезванивать не было смысла.
* * *
Дверь кабинета была закрыта, но крики Колеллы разносились по всей фабрике.
– Сегодня он явно встал не с той ноги, – пробормотал Вито, загружая охлажденные блоки мыла на конвейер, поднимающий их на верхний этаж.
– Как будто бывает лучше, – ответил Дарио, возясь с одним из котлов.
Аньезе прислушалась.
– Похоже, он говорит по телефону… Но о чем, не разобрать, – сказала она.
– Вито, сходи, послушай, – предложил Дарио.
Вито покосился на него.
– А почему я? Сам и иди.
– Я пойду! Мне любопытно, – объявила Аньезе.
Она подбежала к закрытой двери и прижалась к ней ухом.
– За что я тебе плачу?! – орал Колелла. – Ты должен был держать меня в курсе каждого их шага! По-твоему, это нормально, что я узнаю обо всем из утренней газеты?! Я не верю, что ты ничего не знал! Кого ты пытаешься обмануть? Не нужны мне твои извинения! Прощай.
Аньезе услышала, как Колелла бросил трубку, отодвинул кресло и тяжелыми шагами направился к двери.
Она пулей вернулась на свое место.
– Ну что там? – спросил ее Дарио.
– Тс-с-с, – прошептала она, задыхаясь, и приложила палец к губам.
В этот момент Колелла распахнул дверь кабинета и с недовольным выражением лица и сигарой в зубах вышел из мыловарни. Он завел «Джульетту» и умчался прочь.
Аньезе подождала, пока автомобиль свернет на грунтовую дорогу, и, услышав удаляющийся рев мотора, снова ринулась в кабинет.
«Что же такого он прочел в этой газете?»
– Аньезе! Ты куда? – крикнул ей вслед Дарио.
Она вошла и принялась рыться на столе. Среди документов и бумаг лежал свежий выпуск La Gazzetta del Mezzogiorno, открытый на странице с рекламой, занимавшей половину листа: «ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ИДЕАЛЬНОЕ БРИТЬЕ. С НОВОЙ ПЕНОЙ ДЛЯ БРИТЬЯ "КОЛЕЛЛА" В АЭРОЗОЛЬНОМ БАЛЛОНЧИКЕ БРИТЬЕ БУДЕТ ПРИНОСИТЬ ВАМ НАСТОЯЩЕЕ УДОВОЛЬСТВИЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ!»
Чуть ниже был изображен мужчина с бритвой в руке: половина его лица была гладко выбрита, а другая покрыта пеной. «Так вот, оказывается, что его так разозлило, – подумала Аньезе. – Его братья выпустили новинку на рынок раньше него».
– Что ты здесь делаешь?
От голоса Марио Аньезе вздрогнула. Он стоял, прислонившись к косяку, и с удивлением смотрел на нее.
– Марио… ты меня напугал, – сказала она, прижав руку к сердцу, точно как это делала ее мать.
– Ты все еще здесь? Разве ты не просила отпустить тебя пораньше? Ты же брала выходные часы на сегодня?
– Да, брала, но разве уже пора?
Он взглянул на свои наручные часы.
– Ну, вообще-то уже почти час.
Аньезе широко раскрыла глаза.
– Ого, как поздно! – воскликнула она и вылетела из кабинета, промчавшись мимо Марио.
* * *
Запыхавшись и вспотев, она наконец добежала до порта. Стоя на причале среди гомона торговцев, портовых рабочих и занятых своим делом рыбаков, она увидела, как, покачиваясь на волнах под порывами сильного сирокко, к берегу причаливает торговое судно. Прикрывая глаза от солнца, Аньезе, затаив дыхание, уставилась на палубу, где крутился погруженный в работу Джорджо. Рядом с ним суетился Бачичча.
Аньезе помахала рукой, но Джорджо ее не заметил. Зато ее увидел Бачичча. Он несколько секунд смотрел на нее с любопытством, а потом ткнул Джорджо локтем в бок. «Ну наконец-то он меня заметил!» – подумала Аньезе с облегчением. Джорджо наклонился вперед, облокотился на борт и широко ей улыбнулся. Она тоже ответила ему улыбкой и снова подняла руку, чтобы помахать, но вдруг внезапный порыв ветра задрал ее длинную цветастую юбку выше колен.
– Ох, черт! – воскликнула она.
Несколько секунд Аньезе боролась с ветром, но, не в силах удержать юбку, присела, чтобы подождать, пока ветер утихнет. «Ну и позорище, проклятая юбка», – подумала Аньезе, поднимаясь.
Она взглянула на Джорджо и увидела, что тот покатывается со смеху. Должно быть, сверху ему прекрасно было видно всю сцену. Его смех казался ей одним из самых прекрасных звуков на свете. Она не могла слышать его на таком расстоянии, но ей хватило воображения, чтобы представить его –
