Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

— Так и сказала?

Эвелин не поняла, в вине ли дело или в пробивающейся сквозь балконные двери жаре, но ее бросило в пот.

— …Ты послушай, Эвелин. Леди Вайолет, когда ее загоняют в угол, может иногда выпустить когти, но она не лгунья, и для меня просто невыносима мысль, что из-за этого может разрушиться ваша дружба. И для нее тоже. Когда я рассказал ей свой план, она очень обрадовалась, что я, возможно, смогу выяснить правду и помочь вам все уладить между собой самым дружеским образом.

— Выяснить правду?

— Да, — ответил Натаниэль. — Правду о твоем отце. О том, как он потерял все деньги.

Глава 25

Уильям, стараясь быть как можно более незаметным и затеряться в веренице излишне надушенных дам, поднялся по алому бархату лестницы.

Он не любил «Роял». Слишком претенциозное место, причем, как он считал, совсем незаслуженно: зданию, в котором «Роял» размещался, лет было меньше, чем ему. Но это не помешало им оформить интерьеры в стиле средневекового замка: всюду кованые изделия в позолоте и сверкающие свечные люстры. Даже слуги здесь, казалось, воображали себя аристократами: швейцар выставил Уильяма прочь, как какого-то простолюдина, и тому пришлось идти в обход через сад, продираться сквозь заросли ежевики и даже лезть в одно из низко расположенных окон на первом этаже. В результате он заработал себе две внушительные царапины: одну на щеке — длиной с палец — и еще одну на руке.

Он винил во всем Джека — за его дурацкое обещание. Винил Наоми — за то, что заставила Джека дать слово. Но больше всего он винил Эвелин. Разумеется, она выбрала для ужина такое место, как «Роял».

Поднявшись по лестнице, он оторвался от дам и, ища глазами Эвелин, пристроился к группе мужчин, направлявшихся в ресторан.

И тут он увидел ее.

На ней было то самое роскошное изумрудное платье, в котором она была в день, когда они встретились. Ее волосы, при свечах казавшиеся темнее, спадали на плечи непослушными локонами. Сжимавшее ему грудь раздражение вдруг куда-то исчезло, а в голове осталась всего одна мысль: Эвелин была красива.

Эта мысль посетила его при первой же встрече — когда он увидел ее силуэт в открытой дверце кареты, ее лицо, озаренное теплым светом фонарей. И не покидала его с тех пор. Но теперь он видел эту красоту в каждой мелочи: в ее благородной осанке, в наклоне головы, в изгибе шеи, в том, как она взмахивала рукой, ведя оживленный разговор с мужчиной напротив.

Здесь, сейчас она была само совершенство. Ей шло это место, шло это платье — и совершенно не шел мрачный пыльный книжный магазин, не шло сидеть на полу или таскать туда-сюда коробки. Казалось бы, эта мысль должна была его обрадовать, дать некое ощущение победы, самоутверждения, но вместо этого он почувствовал укол в сердце.

Потому что эта Эвелин, эта ее версия, не выглядела так, словно ее нужно было спасать. Эта Эвелин, судя по всему, прекрасно проводила время. Она сидела, положив руки на скатерть и наклонившись вперед, ловя каждое слово своего спутника, будто он самый интересный собеседник в мире.

Эта Эвелин была от него далека: с той женщиной, что два дня назад накричала на него за то, что оставил книги на лестнице в подвал, ее разделяли тысячи километров.

Проходивший мимо официант строго покосился на него, и Уильям поспешил сесть за свободный столик, не отрывая при этом взгляда от Эвелин.

Мужчина протянул руку и сжал ее ладонь, но она не стала ему мешать. По сердцу Уильяма снова полоснуло ножом. Он что… ревновал? К сидящему напротив нее мужчине с нелепо зализанными волосами и в щеголеватом вечернем костюме? К тому, как она на него смотрит? Не отрываясь. Как зачарованная.

«Не глупи», — сказал он себе. В нем просто говорит отчаяние, вот и все. После всего того, что ему пришлось преодолеть по пути сюда, он увидел, как они сидят здесь во всем великолепии и мило ужинают. Нет, он не станет портить им вечер, не станет врываться к ним как дурак и все рушить.

Но тут она резко отдернула руку и закрыла ладонью рот. В груди у него что-то сжалось.

Она что… плачет?

Похоже, что да, похоже, что этот мужчина чем-то довел ее до слез. И казалось, он это понимал, потому что сейчас он, смутившись, беспокоясь, что кто-нибудь их увидит или услышит, пугливо озирался по сторонам и попытался снова взять ее за руку.

Но она отпрянула от него, и Уильям, сам не заметив, как встал с места, как столкнулся плечом с официантом, как с губ его слетело поспешное «прошу прощения», как увернулся от десятка мелькающих мимо тарелок, отодвигающихся стульев и катящейся навстречу тележки с пирожными, оказался вдруг у их столика.

Чувствуя, как в лицо ему ударил теплый ветер с балкона, он произнес:

— Эвелин! Слава богу, я тебя нашел. Тебе нужно вернуться со мной в магазин. Немедленно!

Эвелин не слышала ничего, кроме глухого стука собственного сердца в ушах; все остальные звуки исчезли, утонув в оглушительном гуле. Она не различала даже голоса Натаниэля, хотя руки его лежали на столе, пытаясь дотянуться до нее. Она почувствовала, как он взял ее руки, как крепко сжал, — и, отшатнувшись назад, резко отдернула их. И в этот момент кто-то позвал ее по имени — и мыльный пузырь, окутавший ее сознание, лопнул.

Мир вдруг снова наполнился звуками: звон посуды, мужской смех, журчание разливаемого по бокалам вина, хлопки пробок, вылетающих из бутылок шампанского.

— Эвелин, — повторил знакомый голос. — Ты мне нужна в магазине. Прошу тебя. Это очень срочно.

Ее разум стал вязким, как мед, — каждую мысль приходилось вытягивать с усилием. Она обернулась:

— Уильям?

Его черные волосы торчали в разные стороны, а на левой щеке красовалась длинная тонкая царапина, под которой запеклась капелька крови; в глазах был какой-то испуганный блеск, а руки тряслись, словно он всю дорогу сюда бежал, но еще не растратил все силы.

— Прошу прощения? — отрывисто произнес Натаниэль.

— Кое-что случилось, Эвелин срочно нужна в магазине, — повторил Уильям, выразительно глядя на Эвелин.

И тут она вспомнила. Разговор с Наоми. Ее идея. Обещание. Но она не думала, что Наоми говорит серьезно. К тому же это было до того, как она встретила леди Вайолет, до того, как согласилась…

— Серьезно? Мы здесь вообще-то ужинаем. — Натаниэль махнул рукой