Зори на просеках - Михаил Степанович Керченко

Петька покраснел.

— Нечаянно, извините…

— Поработаешь со мной, к порядку приноровишься. Мед-то с каких цветов пробуешь?

— С ивы.

— Верно. Нынче ива — просто диво. На редкость богатый взяток. И семьи сильные. Да. Так ты думаешь, в чем сила пчел?

— В крыльях.

— Опять не то. Ну, зачем торопишься? — Старик досадно сморщил лоб. — Молод, горяч больно. В коллективе их сила! Одна пчела не особенно интересна, живет недолго и силенок у ней маловато. А вот когда их тысячи и все трудятся одним скопищем, слаженно, вот они и показывают свою силищу. Эту силищу человек тоже сумел заприметить и оценить. Вот и нам с тобой с первого шага надо идти не врозь, а в согласии, спаренно. Тогда толк будет. Понял?

Трифон Никитович поднял голову и ласково взглянул на Петю. Из-под лохматых бровей смотрели голубые, как у ребенка, глаза.

Они пожали друг другу руки.

Допоздна Петька работал с Трифоном Никитовичем на пасеке, а перед сном думал о том, что завтра же напишет письмо Тане, расскажет ей о тете Дусе, о председателе, о старом пчеловоде и попросит ее приехать в выходной день к нему в деревню. Он угостит ее майским медом, он познакомит ее с Трифоном Никитовичем. «Старикан-то ничего… башковитый».

* * *

Я видел коренастый дуб, выросший среди чистого поля. Он все испытал на своем веку: солнечный зной, горячий суховей, лютую стужу. И когда налетали шальные ураганы, он подставлял им свою кудрявую голову и, казалось, смеялся: не сломить! Таков был и Трифон Никитович.

Кое-кто из жителей Светлого в шутку, а может быть, и всерьез называет его колдуном. Колдун — в том смысле, что он может предвидеть по каким-то особым признакам и безошибочно предугадать изменения погоды, новые события в деревенской жизни и по-особому глубоко понять душевное состояние человека. К нему идут в трудные минуты за советом. Он умеет помочь. С ним всегда хорошо и покойно, ему можно открыть душу, поведать тайну.

Я давно не встречался с Трифоном Никитовичем и однажды, проезжая через Светлое, решил навестить его. Он сидел на завалинке в валенках. Это в июле! Осунулся, поседел.

— Морозит. Кровь отказывается греть, — пожаловался старик. — Хана!

— А где же хозяйка — Татьяна Федоровна?

— Нету. Похоронил. Теперь внучка со мной. Зоя. Помнишь?

Да, я все помнил. Жалко было Татьяну Федоровну, добрую, милую старушку. Мы посидели, покурили, погоревали.

— Кто же на пасеке?

— Мой помощник. Новый паренек, Петя Ухалов.

И он рассказал о нем.

— Сходи познакомься. Может, потом и я приплетусь как-нибудь.

И я пошел прямо на силосную башню. Там за нею — пасека. Когда-то в районе было много силосных башен. Теперь, кажется, осталась только одна — в Светлом. Далеко ее видно, за десяток километров. Тот, кто ходит в лес за грибами, за вишней или клубникой, всегда, возвращаясь домой, отыскивает глазами башню. Она стоит на окраине деревни, поблескивая своей металлической обшивкой, как маяк в море.

Летом ближние пустыри зарастают крапивой, бурьяном и лебедой, и колхозники выкашивают эти сорняки и пропускают через силосорезку с высокой трубой из белой жести. По ней измельченная трава выбрасывается в емкую утробу башни.

Ежегодно на первую закладку силоса все (старики и молодежь) идут как на какое-то торжество. Трудятся с азартом, не скупясь на шутки и смех.

Проходя мимо башни, я остановился, чтобы посмотреть, как работают люди. Надрывно гудела силосорезка, мужчины с вилами в руках сбрасывали траву с грузовиков. Бойкая девушка Зоя, внучка Трифона Никитовича, с длинными русыми косами за спиной, укладывала траву на транспортер, а молодой тракторист, недавно окончивший школу механизации, заигрывая с ней, ходил, засунув руки в карманы, и кричал:

— Давай, давай, давай! Шевелись, ребята!

Он кричал с наслаждением. И люди смеялись.

Рядом со мной стоял паренек, длинный, худой и симпатичный своей неуклюжестью. Он приветливо кивнул мне и сказал:

— Хороша башня. Вместительная. А ведь у пчел тоже есть свои башенки — шестигранные ячейки. Из воска слеплены. Они заполняются медом и цветочной пыльцой. Интересно знать, силосуют пчелы эту пыльцу или консервируют? Как вы думаете? — спросил он наивно, по-детски.

Я промолчал.

— А Трифон Никитович, наверно, знает. А? Толковый старик. Не грамотный, а толковый.

Он был подкупающе откровенен, этот юноша.

— Вы Петр Ухалов?

— Да, — ответил он удивленно и спрятал улыбку. — Вы меня знаете?

— Со слов Трифона Никитовича.

— Горе у него. Слыхали? — И он помолчал. — Я каждый день бываю здесь. Мимоходом.

И посмотрел на Зою, вздохнул. Мне вдруг стали понятны его грустные глаза, бурная, бьющая через край жизнерадостность Зои и хвастливо-ухарский вид тракториста. Он выглядел чуть постарше Пети.

— Давай, давай! Шевелись, ребята!

Это как будто подбадривало, настраивало, придавало силы. Ритмично гудел трактор, подходили все новые и новые автомашины с травой. И все эти горы зелени пережевывала силосорезка, все шло в утробу башни.

К нам подошла Зоя. Запыхалась. Грудь высоко вздымалась. Руки, голые до плеч, загорели. Она поздоровалась со мной.

— Приехали навестить нас? Дедушка вас ждал. Ты что же, Петя, оглох? Кричу, кричу, а он и в ус не дует.

Петя не нашелся, что ответить. Она мило взглянула, засмеялась.

— Идем, идем.

— Так, так его, Зоя. Впряги в работу, — сказал тоном старшего рыжеволосый тракторист.

Зоя повернулась к нему спиной.

— Не правда ли, Петя, — у нас веселее, чем там? — она кивнула в сторону пасеки и поправила косы.

— Мне и там не скучно, — ответил Петя.

— Смотри, парень, заскучаешь, — опять вмешался тракторист.

— Это почему же? — удивился Петя.

— Он судит по себе, — заметила Зоя, повернулась и пошла. Петя поплелся следом. Он — высокий, худой, сутулый. Она — стройная и румяная, как яблоко, симпатичная.

Никто не заметил, куда ушел рыжеволосый. Трактор продолжал гудеть. Работа шла своим чередом. Через полчаса с палкой в руках появился Трифон Никитович. На ногах — валенки. Он шел довольно бодро, нисколько не опирался на палку и вообще делал вид, что он здоров.

— Видишь: не утерпел. Дома не сидится, — пожаловался мне. Заметив Петю, он остановился, навалился грудью на свой батожок и выжидающе посматривал на паренька. Зоя толкнула его локтем.

— Глянь, кто там…

Петя оторопел.

— Трифон Никитович! Вы же болеете…

— Болею. А все же пришел. Ты что ж это силос закладываешь? О коровушках заботишься, а на пчел наплевать, стало быть.

Он приподнял лохматые брови и спросил гневно:

— У тебя своей работы мало или надоело?

— Зоя попросила, — тихо оправдывался Петя.

— Зойка — командирша, любит понукать такими, как ты. Надо иметь на плечах свою голову. Вникни.

Подбежала Зоя, обвила шею старика: