Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин
Таня долго молчала. Владимир напряженно всматривался в ее лицо. Сдвинув брови и прикрыв глаза, она мучительно ловила в своей памяти ускользнувшие обрывки рассказа Семена…
Таня поняла: передав Владимиру самое главное, на ее взгляд, и опустив прошедшие мимо ее внимания какие-то незначительные подробности, она тем самым сделала конец трагедии Семена началом трагедии Владимира. Нужно было во что бы то ни стало вспомнить все подробности.
— Ах, — произнесла она в отчаянии, — я отлично помню, что Семен не мог завернуть штуцер бензиновой помпы. Эти слова врезались мне в память. А ключ… ключ… Семен вспоминал слова Панфилова… но тоже в связи с ключом. Только какие слова? Если бы я хоть что-нибудь понимала в ключах… Да зажги же, наконец, свет, — попросила она дрожащим от волнения голосом. — Что это мы с тобой сидим в потемках?
* * *
Уснуть в эту ночь Владимир, конечно, не мог.
На работу в отдел он шел как на экзамен. Он готовился к встрече с Коньковым, к разговору с ним. Теперь Коньков вырос в его глазах. Если раньше Владимир только удивлялся ему, признавая его правоту с сожалением и недобрым чувством противоречия, то теперь он понял его всем своим существом.
Прошло немало времени, прежде чем Владимир получил возможность остаться наедине с Коньковым. Это случилось в обеденный перерыв. Они вместе вышли из отдела и направились в столовую.
День был морозный, но тихий и ясный. Сквозь морозную дымку, затянувшую горизонт, просвечивал розовый диск солнца; сверкая в его лучах, искрился снег.
Коньков с самого начала рабочей смены присматривался к потемневшему и осунувшемуся лицу Владимира.
— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал Владимир, — можете вы меня выслушать?
— Постарайтесь уложиться за час перерыва. У нас сегодня много срочной работы.
— Да я в двух словах. Прежде всего я хочу сказать, что за все время своей прошедшей работы в отделе я был упрямым ослом.
Коньков утвердительно кивнул головой, словно именно это он и ожидал услышать.
— Это во-первых. А во-вторых, я хочу пояснить, что именно привело меня к такому выводу.
И Владимир рассказал Конькову о гибели Семена.
— Значит, «ключики» для вас больше не являются мелочью?
— Нет.
— Наконец-то!
И Коньков вдруг улыбнулся широкой, радостной улыбкой. Именно такой улыбкой он встретил появление Владимира в группе, но потом, после первого же разговора, уже никогда больше так ему не улыбался…
— Я знал, что вы рано или поздно придете к правильному выводу. Вы заблуждались. Но у нас, в нашей стране, умеют прощать ошибки, если они, конечно, своевременно исправлены.
— Своевременно… а я…
— …погубили своего друга? Нет, Тупиков, можете успокоиться. Вы, как я вижу, совсем потеряли голову. Неужели вы забыли, что я сразу задержал изготовление ключей?
— Я это помню.
— И ни один забракованный ключ не попал в бортовую сумку. Ни один.
— А как же там? У Семена?
— У него в бортсумке мог быть лишь хороший ключ для штуцера бензиновой помпы. Я сам, уже без вашего участия, убедился, что все ключи исправлены. Все! Понимаете? Все до единого! Можете верить мне. А там, на вынужденной посадке, в тревожной поспешности, ваш друг пытался, очевидно, воспользоваться каким-то другим неподходящим для штуцера ключом.
— Разрешите мне пожать вашу руку, — сказал Владимир, — вы самый настоящий человек. Теперь я не только могу честно работать, но и честно смотреть в глаза людям.
— Будем друзьями, — ответил Коньков.
МОРОЗНЫЙ РЕЙС
Рассказ
I
Ветер гудел где-то высоко в небе и сухой снежной пылью шелестел по окнам. Предрассветные сумерки еще не наступили, но город уже просыпался для нового трудового дня. Улицы оживали от людского говора и торопливых шагов, от ворчанья автомобильных моторов, от крика сирен, от скрежета трамвайных колес.
Выйдя за ворота, Виктор собрался было поднять воротник, да передумал и, расправив плечи, подставил лицо под обжигающее дыхание ветра. Снег скрипел под ногами, как металлическая стружка. Парок, вылетавший изо рта, оседал на воротнике пальто белым налетом инея.
Завод находился на другом конце города. Снежные вьюги заметали пути. Перегруженные спешившими на работу людьми трамваи двигались вдвое медленнее.
Виктор любил мороз. Так хорошо было с холода очутиться в просторном цехе, по которому мощные калориферы гонят потоки теплого воздуха. Правда, случалось частенько, что еще далеко до завода начинали застывать ноги в плохо греющих керзовых сапогах. А валенки не наденешь: у станка масло, да и работать в них неудобно.
Сегодня Виктору повезло. Завернув за угол, он увидел подошедший к остановке трамвай. Сигнальный звонок заставил Виктора побежать бегом. Такую удачу упускать не следовало. Ожидание следующего трамвая могло продлиться добрых четверть часа, если не больше, а за это время мороз проберет до косточек.
И вот тут случилось самое удивительное происшествие в жизни Виктора.
Едва он поравнялся с моторным вагоном, как вдруг увидел под передней площадкой его… ноги! Да, да, человеческие ноги торчали прямо из-под колес. Кто-то лежал под вагоном.
Виктор замер на месте. От повторного звонка по спине его побежали холодные мурашки. Размышлять тут было некогда. В одно мгновенье очутился он возле ног, вцепился в надетые на них валенки и что было силы рванул к себе.
Из-под вагона Виктор вытащил девушку в стеганых мужских штанах, в белом овчинном полушубке и в серой пуховой шали. Девушка сначала села тут же на снегу и, вскрикнув «Ой! Ой!», принялась потирать ушибленную об угол асфальтовой площадки голову. Потом она стремительно вскочила. Виктор увидел перед собой разгневанное девичье лицо с дрожащими губами и выбившимися из-под шали локонами белокурых волос.
— Вот как дам ключом! — чуть не плача закричала девушка. — Разве глаз у тебя нет? Или не проснулся еще?
— Что такое? — пробормотал Виктор. — Что случилось?
Он с удивлением посмотрел на увесистый гаечный ключ, зажатый в руке девушки.
— «Что случилось», — передразнила его девушка и, продолжая потирать голову, вбежала в моторное отделение вагона и с грохотом захлопнула за собой двери.
Сквозь небольшой участок очищенного от снега стекла Виктор еще на одно мгновение увидел ее лицо. Девушка села за управление, повернула рычаг, и трамвай умчался вдаль по улице.
Тут Виктор понял все. Он вытаскивал из-под вагона… вагоновожатую! Вероятно, она исправляла сигнализацию; иначе что ей было делать под вагоном?
Обескураженный столь нелепым происшествием, Виктор опоздал на работу. Он встал к станку, когда его сосед Петр Шурко снимал уже первую обработанную деталь.
II
Соперничество между Виктором Важениным и Петром Шурко уже давно