Падение Галактиона Перинина - Константин Иванович Коничев
— Ясно. С расчетом, не ради молитв, а чтобы смотрелось и вызывало раздумье.
— Вот именно: помышление о боге и проникновение в душу.
— Трудно изобразить это в реалистическом плане, — возразил Перинин.
— Художник должен уметь, — возразил поп. — Пробуй свои силы. Бог тебе поможет. Будет удача — прославишься. Добивайся, Галактион. Добивайся и не обижайся на мои замечания и указы. Твое дело молодое, а у меня — глаз и опыт. Образуешься — меня же благодарно вспомнишь.
— Ясно. Может быть, — соглашался Перинин, с упоением приступая к новому для него делу.
Летние дни длинные. Дневного света хватает с избытком. Старается, подгоняет себя Галактион Перинин, — двадцать тысяч не баран начихал, их надо умением и быстрым темпом добыть.
Поп частенько наблюдает за его кистью. Там, где надо, поправки вносит:
— Ты что это, голубчик, тут в новаторстве перехватил, а тут в модернизации перестарался? Где же это видана такая ересь, чтобы Михаил Архангел в галифе и в сапогах со шпорами изображался? Крылья у него получились хорошо. Лик удовлетворительно, но снимай, голубчик, брюки с архангела. Ему положено платье до колен, вроде короткой юбки. Сапоги со шпорами долой! Это тебе не Кузьма Крючков. Архангел крылья имеет, зачем ему шпоры? Высокие башмаки ему, да понарядней… Ох, молодо — зелено. Не догляди за тобой — вся ересь в брак пойдет. А за брак я ни гроша медного не дам…
— Ясно, слушаюсь, отец Александр, внесу поправочку, внесу…
— Ореолы-венчики вокруг глав святых разве так пишутся? Не так!..
— А как же?
— От плеча и до плеча, законченным кружком, не пересекая шеи. А у тебя получается от уха до уха не круг, а полукруг. И кто понимает, осудит, скажет, что это не венчик, святость обозначающий, а фетровая или соломенная шляпа…
— Ясно, отец Александр, будет исправлено. А не помнишь ли, отец Александр, под Егорьем Победоносцем какая лошадь была — кобыла или мерин?
— Рисуй без обозначения пола. Сивая должна быть лошадь. Ну и народ пошел, — возмущался поп, — вот что значит оторвались люди от религии. Ни молитв, ни святых ликов, ни черта не знают. Удивления достойно. Плохо, когда такое дело без знания и веры делается…
— Давай, не будем насчет знания и веры, — спешил оправдаться Перинин, бойко работая широкой кистью. — Знаний у меня на это дело хватит, что касается веры, то мы с тобой сошлись на… двадцати тысячах, а если и добавишь — не откажусь.
— Там увидим. Церкви нужны темпы и качество…
— И ловкачество, — в рифму добавил злоязыкий художник.
— Без кощунства, Галактион, без кощунства…
Дело двигалось. Художник работал быстро и самоуверенно.
Поп наблюдал и руководил неустанно. Он даже принес из библиотеки томик древнего искусствоведа Вазари с божественными иллюстрациями репродукций лучших мастеров Италии и, вручая Перинину, сказал:
— Разумеется, для нашего времени сия книга не эталон, но руководствоваться ею надлежит.
Упорно трудился Галактион. От восхода до заката. Выходных не было. Даже во время церковных служб, ни на кого не обращая внимания, то с помоста, то с подвесной «люльки» малевал он фантастические сцены из библии. Вот уже и Ной обнаженный около винной бочки, и Хам, посрамленный и проклятый родителем, закончены и просыхают при помощи жарко натопленной железной печи. И пророк Иона наполовину вылез из пасти кита и с вытаращенными от страха глазами ухватился за прибрежный куст…
Прихожане за обедней не столько молятся, сколько сгорают от любопытства, глазея на способности и ухватку молодого живописца, успевающего за время одной литургии изобразить на стене рыкающего страшного льва около усопшей святой блудницы Марии Египетской.
— Вот ведь бог людям счастье даст! Золотые руки!
— Смотрите, ему даже в церкви курить дозволено… — перешептывались, судачили богомольцы.
Однажды между заутреней и обедней трудился он, покуривая сигарету. Старушка, которая подарила церкви икону «Сретения», приметила и осудила его:
— Как не стыдно, как не грех, молодой человек, храм осквернять табачищем?..
— Ага, это ты бабушка? Не забыла, сколько лет прожил твой Симеон-богоприимец?.. — отозвался Перинин.
— А вот и не забыла, кажись, три тыщи годиков и шесть лет.
— Правильно, бабка! — смеясь, ответил Перинин с высоты лестницы-стремянки. — Никак не меньше…
— А чего ж ты зубы скалишь. Может, я соврала?
— Нет, в точку попала!
Но тут кто-то из баб поправил старушку:
— Ты, Фекла, совсем из ума выжилась. Где ж это три тысячи, коль и от рождества Христова всего мы живем одна тысяча девятьсот и пятьдесят восьмой год…
Старушка Фекла не оспаривала. Она с увлечением смотрела, как из-под кисти художника на стене церкви получалась огненная колесница Ильи Пророка.
— Нравится? — спросил Перинин.
— Чего? Карета? Страшновата, огнем полыхает… Как он, Илья, бедненький, сидит и как это у лошадей хвосты не обжигает…
— Без огня нельзя, бабка, никак нельзя, — серьезно отвечал Перинин, бросая с верхотуры окурок на пол. — Слышала, наверно, как спутник на небо закинули, он тоже с огоньком полетел…
— Чуяла, чуяла. Хоть вы все и умные, а это тоже не без божьего соизволения. Малюй, голубчик, малюй… Говорят, дорогонько за работу слупил. Креста нет на шее?..
— А это тоже с божьего соизволения…
* * *
Время шло, и работа приближалась к концу. На сберкнижке у Галактиона уже пятнадцать тысяч. Сердце трепещет: что-то ему скажут в институте за такую необычную практику?..
«Будь, что будет. Треску бояться — в лес не ходить. Я не из идейных побуждений… Я это из-за материальной заинтересованности… Судите, скажу им, бейте, но выслушайте и не губите меня…» — все чаще и чаще задумываясь, размышлял об этом Перинин.
…Вьется, извивается вокруг Галактиона переспелая вдовушка Анюта. В уме подсчитывает его заработок. Напоминает о своем участии в этом деле, на подарки напрашивается. Пришлось Перинину малость раскошелиться. Благо есть за что. Позолоченные часики, крохотные, заблестели на пухлом запястье у Анюты, на другой руке — браслет с тремя разноцветными стекляшками. Как тут не возрадоваться бабе?.. Но вот беда: дело в церкви завершается, как подрядом предусмотрено. Скоро художнику-практиканту уезжать. Останется опять одна Анюта. Скука и тоска будет смертная. «Эх, быть бы мне помоложе годиков на пятнадцать», — вздыхает и часто подумывает Анюта, поглядывая влюбленными, въедливыми глазами на парня.
Отец Александр, правду сказать, не очень был доволен работой Галактиона. Могло бы быть исполнение фресок значительно лучше. Но
