Падение Галактиона Перинина - Константин Иванович Коничев
— Вот, милейший Галактион, еще работка… Христом-богом прошу, реставрируй.
— То есть как это? Легче новый сделать, а этот на дрова, — отмахнулся Перинин.
— Нельзя! Кощунство. Святотатство! Этот крест должен стать главной реликвией храма. Он, как намагниченный, будет притягивать молящихся. У него знатная биография: от старожилов слышал о целебных свойствах дерева, из которого сделан крест. Из Палестины привезено то дерево, с самой Голгофы, где был распят вседержитель… Нет, голубчик, такими вещами швыряться нельзя!
— Ясно, будет сделано. Только надо края выровнять. Я не столяр. Пусть столяр на искусанные кромки креста заплатки поставит, зашпаклюет. А ноги к распятому, так и быть, я приделаю, дело невеликое.
— Постарайся, голубчик, постарайся, чтоб полная иллюзия была. Из-под гвоздей чтоб краска, аки кровь Христова, источалась. Сумеешь?
Пока столяр ремонтировал крест, Перинин листал книгу Вазари, изучая репродукции всяких распятий. Нашел две подходящие иллюстрации работ знаменитых мастеров эпохи Возрождения Дуччо и Лоренцо Монако. Тот и другой в свое время, изображая Иисуса на кресте, ноги Христовы на узких столбах поместили расчетливо: нога на ногу, и тот и другой обе ноги спасителя пригвоздили к кресту экономно, одним гвоздем.
Подражая великим мастерам, Перинин поступил точно так же.
Стал сдавать свою «реставрацию» попу. Тот чуть от ярости не произнес трехэтажных слов, не подобающих священному сану. Сник, успокоился и сказал:
— Вот что, голубчик, это не работа. Где это видано, чтобы одним гвоздем? Что у нас, гвоздей не хватает?.. Или как? Не понимаю!..
Перинин молча подсунул ему раскрытого Вазари. Поп взглянул.
— Так я же тебе сказал, что это не эталон. То, что годится католикам, то не годится нам. Дурья голова! Ох уж эта молодежь! Требую переделать обе ноги, прибить на два гвоздя и чтоб от крови Христовой — полная иллюзия. Клади сурика погуще!..
— Ясно, отец Александр! Будет сделано, как тобой сказано…
И приступил Галактион к переделке. Обе ноги Христа переписал. Добавленные к старому изображению туловища, ноги выглядели слишком ярко и были похожи на протезы. В ступни ног Перинин вбил два настоящих, с широкими шляпками, гвоздя, для прочности загнул их на обратной стороне креста.
— Вот это да! — восхищался Галактион своей сметливостью. — Будет полная иллюзия. И могут боговы старушки и прочие, не шибко сознательные, целовать теперь Христовы ступни хоть сто тысяч лет — гвозди не износятся, не сотрутся. А кровь, истекаемую из-под шляпок гвоздей, можно подновлять по мере потребности.
Слыхал от кого-то Перинин, что в Петербурге до революции в церкви у «Спаса на крови» лежал за перегородкой камень, окровавленный в момент убийства царя. Конечно, царской крови не осталось на том камне следа, но для иллюзии, по подсказу главного пастыря церкви, сторож раз в неделю резал петуха и петушиную свежую кровь поливал на камень. Вот что значит иллюзия!.. Прав поп. Надо угодить ему в самую жилу, размышлял Перинин.
Как думал — так и сделал: шляпки гвоздей покрыл черным лаком. Изобразил стекающую кровь. И по густо наложенному и не успевшему засохнуть сурику несколько раз мазнул кровью зарезанной курицы.
Поп с восхищением принял работу.
— Успеет ли засохнуть? До воздвиженья два дня осталось… — усомнился он.
— Не успеет — не беда. Сцелуют с ног эту «кровь» — можешь сам подмазать, подкрасить. Это нетрудно.
— Отлично! — сказал поп. — С меня коньяк пять звездочек.
— И лимоны на закуску… — добавил Галактион.
— Ох и ловкач! Так, говоришь, куриной кровью? Ловко!.. Кровь из ног — и никаких гвоздей! Нет, и гвозди есть. Самые настоящие. Пусть задумываются — ведь оттого и кровь… То-то вот, — радовался поп, — а ты советовал такое сокровище на дрова. Этот крестик еще и грызть и кусать будут. Приезжай через год — убедись…
* * *
В день воздвиженья приурочено было освящение стенных росписей. Поп кропил «святой» водой стены и особенно старался около креста, стоявшего посреди церкви между двух клиросов.
— «Кресту твоему поклоняемся, Христе, и святое воскресение твое поем и славим. Ты бо еси бог наш, и, кроме тебя, иного не знаем…» — Поп пел восторженно. И волосы его полуседые, смазанные гарным маслом, и лицо, натертое зеленой кожурой свежего огурца, — все лоснилось и сияло божественно. Глаза светились ярче горения восковых тощих свечек.
Анюта неистово крестилась впереди всех молящихся. Поминутно вставала на колени и била лбом об пол. Вспоминала покойного мужа Илью, искала глазами среди богомольцев Галактиона и не находила его. «Поди-ка, сидит на станции в буфете и винище хлещет с больших-то заработков», — думала она, и, пожалуй, безошибочно. Потом взглядывала на попа, усердно поющего и за себя и за дьякона, ибо дьякон в эту пору — будь он неладен — уехал не то в Сергиеву, не то в Александро-Невскую лавру на переподготовку для повышения духовных знаний. И тут сам черт, не иначе, подсовывал Анюте в голову дурные мыслишки: «А как же ты, окаянная, пойдешь к попу каяться, если блудный грех делили пополам?» И черт же ее поучал: «Не будь дурой, кайся только ему, не ты, он в ответе. Он ближе к богу, оправдается…»
Взглядывала Анюта на попа и млела, чувствуя, как краснеет от прилива дурной крови. «Какой дородный крепыш, какой упитанный и весь сияет, что те поднос начищенный. И ризу новую справил…»
Поп артистически вел себя на амвоне. Перед крестом и раскрытыми вратами яростно возглашал:
«На древе крестном пригвоздившегося, и мир от прелести избавлявшего, согласно Христа все воспоем… Снизошел еси в преисподняя земли. И сокрушил еси вереи вечные, содержащие во связании Христа, и тридневен, яко от кита Иона, воскрес еси от гроба…»
