Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Пилос обрадовался тому, что все понимает в «собрании».
«А что здесь трудного?..»
— Если мы прогнали хозяев, — продолжала женщина из Еревана, — значит, все мы должны хорошо жить. Правильно?
— Да, да! — закричали с мест.
— Да, — поддержал Пилос, вспомнив о черных камнях, которые он привез из Моза.
— Теперь мы хорошо живем? — спросила женщина из Еревана.
— Да! — закричали несколько человек и Пилос вместе с ними.
— Нет, — ответила она. — Жить хорошо — это не значит иметь амбары, полные масла, риса и муки. Нет. Мы возим с поля урожай на тех же скрипящих телегах. Мы молотим зерно так же, как молотили тысячу лет назад. Живем в плохих домах. Сидим при свете свечи. Мы больше занимаемся коровами и овцами, чем своими детьми. Потому что производство материальных благ все еще требует от нас больших усилий. Нам нужны тракторы, комбайны, автомашины. Вы должны построить Дом культуры, новую школу, кинотеатр, чтобы каждый день смотреть кинофильмы.
Зал оживился. Женщина из Еревана всем понравилась.
«Каждый день смотреть кино. Сказка!..»
— Мы окружены капиталистическими странами, — продолжала женщина из Еревана, — они каждую минуту готовы нас растерзать, но боятся Красной Армии. Они объединяются в стаи, вооружаются новой техникой. Мы должны дать Красной Армии танки, пушки, самолеты. Для этого необходимы такие материалы, производство которых у нас еще не налажено. Мы вынуждены покупать их на золото.
Хачануш толкнула невестку Шахбаза, та искоса посмотрела на нее.
— Золото есть у народа. И вот партия и правительство спрашивают вас: будем создавать тяжелую промышленность? Будем строить мощный морской, воздушный и сухопутный транспорт?
— Да, да! — закричали не имеющие золота.
— Наши матери в грозную годину жертвовали для родины всем дорогим. История армянского народа помнит много таких случаев. Нам пожертвования не нужны. Во всех концах нашей страны открываются магазины торгсина. Товары там будут продавать на золото. Имеющееся у вас золото обменивайте на деньги или вместо него берите товары. Особо обращаюсь к вам, женщины.
Она села. Все поняли, что такое торгсин.
— Женщины, предлагаю покупать товары в магазине торгсина! — выкрикнул с места какой-то активист.
Выступил председатель исполкома. Потом говорили другие. Разговоры продолжались на улицах, во дворах, в домах — где громко, где шепотом. Многие думали, что и кино сообщит им какие-то сведения о торгсине. Иначе почему же его показывают сразу после собрания?..
Назлу была обижена:
— Пилос, почему ты меня не повел в кино?
— Кино не было.
— Как не было?
— Было женское собрание.
— Сказал бы, и я бы пошла.
— Э, чего ты там не видела?
— А потом и кино показывали.
— Ладно, поем и расскажу про кино. Не все ли тебе равно — считай, что видела.
Поели, и он рассказал:
— Пришли белые, чтобы взять город. Наши вскочили на автомашины, взяли пулеметы и поехали. Били, били — часть перебили, а остальные сдались. Наши вскочили на автомашины и вернулись домой.
— И-и-и, это разве кино?
— Не веришь — спроси у кума Аршо. Он сидел рядом со мной. Несколько раз спрашивал: «Пилос, что это они делают?» Я объяснял, чтобы ему было понятно.
Назлу помрачнела. Встала, постелила постели, уложила ребенка. Пилосу захотелось приласкать ее.
— Назлу-джан!
Назлу, не оборачиваясь, сказала:
— Оставь, я хочу спать...
Пилос заснул в сторонке.
Ласковая осень, золотая... Деревья опустились на колени:
— Срывайте плоды!
Собирали фрукты в тюки, в корзины, несли в горные селения, чтобы обменять на картофель и зерно.
Кто на этой неделе не был в Кешкенде, тот узнал в деревне, что там открылся магазин торгсина.
— Пускай, от двух магазинов вреда не будет.
Продавец был приглашен из Еревана. У него был кругленький живот и редкие волосы. Он их заботливо зачесывал набок и приветливо всем улыбался. Это был очень улыбчивый человек. Он привез с собой маленькие весы с никелированными гирями. На них он взвешивал золото.
В доме Пилоса вспыхнула последняя спичка, сгорела последняя капля керосина. Пилос по этому догадался, чего у них еще нет. Расстроился.
— Назлу...
— Что?
— Назлу-джан, я о тебе плохо забочусь, да?
— Не переживай, Пилос-джан, мы очень хорошо живем.
— Сахара нет.
— Ну и что? Подумаешь. Кто у нас пьет чай?
— Керосина нет.
— А мы будем рано ложиться.
— Соли нет.
— О соли не беспокойся. Зять Цахик поехал в Нахичевань. На днях должен вернуться. Обещал привезти соль. Привезет, и мне дадут.
— А мыло?
— Ну-у, мыла лет — мойся золой. А стирку буду делать глиной. Я уже выстирала рубашку Вираба, посмотри, как побелела.
Пилос утешился. Поужинал при свете лучины, растянулся на тахте. Назлу плотно закрыла окна и двери.
— Вот, утро вечера мудренее. Ну давай спать.
Теплая постель, ни долгов, ни богатства, ни врагов.
Над головой крыша, под крышей — крылатые сны. Комната, а в комнате Вираб и хорошенькая невестка, хлев, а там две коровы. А они живут в той же хижине и спят на той же тахте.
Во сне Пилос видел машину, а Назлу — ведра, полные молока. Пилос, посадив Вираба в машину, мчался по небу. Девушки-голуби стаями залезали в машину. Назлу ухаживала за невесткой.
«Будь у меня хорошая невестка, я бы стала такой же свекровью, как мать Шахбаза. Чтобы называла она меня мамой. Искренне называла. Невестку буду любить не меньше, чем Вираба».
На крыше послышались шаги. Назлу прислушалась. Вначале подумала, что это собака, потом взглянула на ердык и заметила, что он открыт.
«Совсем недавно я сама закрыла ого, чтобы дождь не намочил Вираба. Как же он открылся?»
Назлу никогда не боялась, что к ним может влезть вор. У нее никогда не было ничего ценного, что могло бы кого-то заинтересовать.
«Но я же точно закрыла ердык».
Пока она раздумывала, в отверстии показалось чье-то лицо. «Человек!»
Приблизив голову к отверстию, человек прислушивался.
— Пилос, проснись, но ничего не говори... Ш‑ш‑ш...
— Ч-что?
— На крыше кто-то есть.
Посмотрев в просвет, Пилос убедился в этом. Сон с него слетел, он весь собрался. Осторожно приподнялся, встал на ноги, подошел на цыпочках к двери и открыл ее.
— Пилос-джан, не ходи, пусть себе смотрят, устанут — уберутся.
Пилос не слушал. Вытащил из-за двери палку. Насколько он был простодушен,
