Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Откуда у меня может быть золото?

Взяла пакет и пошла домой. Она хотела спрятать сахар и сказать старухе, что принесла всего два-три кусочка от соседей, а остальное представить потом как подарок матери, но не успела. Муж беспокойно ходил около дома. Они встретились у дверей. Он вырвал пакет.

— Где была?

— В магазине.

— Что принесла?

— Сахар.

— Иди в дом.

Прошли в спальню. Еще засветло Хачануш постелила постели, чтобы не зажигать вечером лучину и не коптить стены. Теперь, испугавшись темноты, зажгла светильник, в котором осталось несколько капель керосина.

Сероп сделал несколько затяжек, отбросил папиросу и подошел к жене:

— На что же ты купила сахар?

Хачануш ждала этого вопроса, но ответа не находила.

Придумала наивную ложь:

— На деньги.

— На деньги сахар не продают.

— Попросила для старухи, продавец не отказал.

Пощечина.

— Я заплатила двойную цену.

— Лжешь! Я предлагал пятидесятку — он не дал. Говори, что у тебя было с этим прилизанным, приехавшим из города? Шлюха!..

Пощечина, пощечина, пощечина...

— Обоих зарежу!

Он сделал бы это: глаза у него налились кровью.

— Грех на душу берешь.

— Весь Кешкенд с голоду сдохнет — он кусочка сахара не отдаст. Как же это тебе дал?

Вдруг Сероп начал бить себя по голове, застонал, заплакал. От этого плача он еще больше распалился. В нем проснулась тупая, слепая, страшная злоба. Он снова набросился на жену:

— Скажешь или нет?

— Поверь, я честная женщина... Сахар на деньги купила...

— Врешь, бесстыжая!

Он разорвал у нее на груди платье. Порвалась и рубашка. Схватил за волосы, бросил на пол. Хачануш закричала. Этот крик не тронул Серопа. Он поволок жену к столбу, привязал, отстегнул кожаный пояс и начал бить, бить. Хачануш обессилела. Она уже не могла говорить. Сероп вытащил нож и приставил к ее груди:

— Говори, а то зарежу!..

Хачануш в ужасе закрыла глаза. Она почувствовала прикосновение стали. Только мгновение отделяло ее от смерти. Умереть — но во имя чего? Кто для нее этот человек, живущий лишь мечтами о России? Он лежал рядом с ней, а думал о России. Что она получила от него, чтобы бояться разлуки с ним?

— Скажи, на что купила?

Она спокойно и смело посмотрела мужу в глаза. Казалось, впившиеся в тело тоненькие веревки уже не причиняли ей боли.

— На золото.

Сероп посмотрел на руку жены. Кольцо было на пальце.

— Откуда у тебя золото?

— От дьявола. Чтоб оно пропало, это золото, и ты, и твоя мать!.. Извели вы меня. Это я украла золото Пилоса... Оно в амбаре, поди возьми и подавись!

Забыв о жене, Сероп побежал к амбару, одним ударом сбил замок, открыл дверь, разворошил зерно, нашел сверток. Подбежал к лампе. Развязав узел, увидел золото и забыл обо всем на свете. Он даже не заметил, что жена, лишившись чувств, поникла на веревках. Он опять завернул сокровища, повернулся к жене. Только теперь до его сознания дошло случившееся.

— Хачануш!..

Он перерезал веревки и уложил жену в постель. Хачануш пришла в себя. Она долго смотрела на Серопа застывшими глазами.

— Сбываются проклятия Назлу... Поделом мне...

— Хачануш!

— Отойди от меня! Уйди! Уйди!..

Сероп заплакал, держа в руках сверток с золотом. Это были притворные слезы, имевшие целью вымолить прощение и присвоить золото.

— Уходи! Возьми золото, а с ним и мое проклятие! Не подходи ко мне!..

Старуха с опозданием услышала шум. Встала, вошла в спальню сына. Картина, которую она увидела, ужаснула ее.

— Сын, что ты наделал?

— Ничего, — простонала Хачануш, — случилось то, что должно было случиться.

День, как колесо, катится, катится. Оседлав эти дни, мы со смехом и плачем катимся с ними. Где-то мы сели, а где-то должны сойти. Дни шли до нас, будут идти и после нас.

Весенний день напоен солнцем, летний день — ароматами, осенний день приносит нам плоды, а зимний — снегу по колено. То холодно, то жарко. Жизнь — это сказка и скука. Вчерашний день — сон, завтрашний — туман. А мгновение подсказывает: жить, жить, жить...

Назлу с утра до вечера работала за себя и за Пилоса. Она копала фундамент для дома, таскала с гор камни для этого фундамента, чтобы не трогать уже обтесанные камни из Моза.

«Пока еще осень, надо заложить фундамент, чтобы люди не говорили: «Что за работник Пилос?» Надо, чтобы яма для фундамента не увидела снега».

По ночам она мысленно входила в камеру Пилоса, приводила его домой, смеялась и плакала вместе с ним. В день проливала столько слез, посылала столько проклятий, что их хватило бы на три дня. Она проклинала и владельца клада, и того, кто украл его.

Говорили, что секретарь укома добрый человек. Назлу взяла Вираба за руку и пошла к нему. Вираба взяла, чтобы пробудить в нем жалость. Сказала с мольбой:

— Родимый, то, что было в бадье, украли. Если вы думаете, что там было золото, найдите вора и отберите у него...

Секретарь пообещал помочь. Назлу благословила его и ушла. На следующий день пришла опять.

— Следствие еще продолжается, так что вмешиваться я пока не имею права.

Назлу вышла на улицу и закричала:

— Небо, сделай так, чтобы укравший подавился этим золотом, пусть оно в кровь превратится, смешается с хлебом!

Невестка Шахбаза услышала, вошла в дом и закрыла дверь. Свекровь Хачануш подошла к постели невестки:

— Ахчи, тебе опять плохо?

— Нет.

— Не закрывай глаза, а то сердце мое разрывается. Слышала Назлу?

— Нет.

— Проклинает того, кто украл золото. Говорит: пусть в кровь превратится, смешается с хлебом. Если наверху есть бог, то проклятие сбудется. Разрушилась у бедной семья. Ахчи... Потеряла сознание! Горе мне! Воды!..

Допрос в Ереване также не дал никаких результатов. Пилоса вместе с папкой инспектора Саркиса вернули в Кешкенд.

Начальник милиции долго думал о Пилосе:

«Есть бадья, есть золотые монеты, но, может быть, правда, что Пилос потерял золото? На какие же деньги он строит дом? Почему в начале лета бросил стадо в Абане, вернулся в Кешкенд и сразу же купил скотину? Если даже украдено, то, очевидно, не все золото. Должно быть, оно по частям спрятано в разных местах. Жена должна знать, куда делось золото, потому что без ее согласия он не оставил бы стадо и не занялся бы постройкой дома».

Он решил дать возможность супругам