Люди без внутреннего сияния (СИ) - Постюма Йенте

— Только когда мне исполнилось двадцать шесть, — сказала мама Артура, — и я повстречала людей, которые осознанно решили не заводить детей, я поняла, что у меня тоже была такая возможность, но к тому моменту их было уже двое.

Мы сидели в саду их загородного дома, переделанного из старой фермы. Артур помогал отцу чинить насос в пруду. Вначале было тяжело, рассказала она, потому что отец Артура все время пропадал в отеле. Кроме того, ей было сложно справиться с самой собой. Артур как-то говорил, что его мать часто забиралась в шкаф, чтобы поплакать между платьев и разноцветных шарфиков, которые шила сама.

Артур с отцом подсели к нам. Отец вспотел, капли пота стекали по лбу прямо в брови.

— Насос починили, — сказал он. — Но надо еще отремонтировать крышу и загородку у осликов; даже не знаю, когда до всего дойдут руки. — Голос у него становился все громче и выше.

— Может, лучше избавиться от ослов? — сказал Артур.

— Ты с ума сошел? — сказал его отец. — Онно и Джек останутся! — Он встал и ушел в дом.

— По-моему, он опять переутомился, — сказала мать Артура.

По дороге в кинотеатр, где проходила презентация фильма про зомби, Артур спросил, хочу ли я детей.

— Да, — сказала я. — А ты?

Мы слезли с велосипедов и шли с ними к площади. Мимо на бешеной скорости промчался мопед. Артур что-то крикнул вслед парню, а тот показал ему средний палец. Я уставилась на велосипедный руль.

— Я не хочу, — сказал Артур. — Больше не хочу.

У кинотеатра мы стали искать, где оставить велосипеды.

— Сюда, — позвал Артур. — Поставь свой здесь. А я пристрою мой перед ним.

Он показал на свободный кусок стены. Мне показалось, меня сейчас стошнит. Когда я подняла голову от велосипеда, то увидела, как в кинотеатр заходит парочка зомби. Артур сказал, что раньше хотел детей, но теперь считает себя слишком старым для этого. Кроме того, он был уверен, что дети полностью забирают твою жизнь. Все отцы, которых он знал, выглядели так, будто уже отжили свое. Больше я о том вечере не помню ничего, кроме веселящихся в фойе зомби и их стоптанных кроссовок, волочащихся по ковру.

Артур освободил в своем шкафу полку и купил мне белый банный халат из вафельной ткани.

— Не умирай, ладно? — говорил он мне каждый раз, когда я выходила из дома.

По ночам в постели мы говорили о детях, когда нам не было видно друг друга. Он всегда в такие моменты грустил, а я обычно плакала. Однажды он тоже расплакался, когда рассказывал о своем отце, матери, бывшей девушке и всех остальных, ради кого из кожи лез, чтобы сделать их жизнь лучше.

— Я не смогу заботиться еще о ком-то, — сказал он.

С бывшей девушкой они прожили десять лет. Он говорил о ней короткими предложениями. У нее была сложная юность. Где-то в глубине души она была хорошим человеком. Ребенка не получилось.

Я решила оставить эту тему. Надеялась, что со временем пойму, что делать. А пока решила брать уроки вождения.

Руди, хозяину «Автошколы Руди» было лет пятьдесят, он жил в квартире в пригороде Амстердама, Димене. Его мать жила в нескольких улицах от него. Когда он болел, она приносила ему суп. По выходным он напяливал кожаные брюки и отправлялся по барам. Он сказал, что не смог бы завести со мной отношения, потому что я слишком часто говорила «ах, да». Если ему нужно было пописать, он просил остановить машину, а сам пристраивался у какой-нибудь стены или изгороди. Иногда я просила его забрать меня утром от Артура. Тогда он спрашивал, трахались мы ночью или нет.

Первые уроки вождения прошли как в тумане. Руди все время повторял: «Тормози, тормози, тормози». Он настаивал, чтобы я тренировалась рулить и переключать передачи дома на диване с тарелкой и огурцом. Через пару месяцев мы выехали на шоссе.

— Знание — сила, в том числе и на полосе разгона, — сказал Руди.

Если мимо проходила симпатичная мордашка, он говорил: «Смотри, какая вкусняшка». «Ну ты даешь», — говорила я в таких случаях, а он тогда отвечал: «Уж и посмотреть нельзя!»

Он считал, что самой большой моей проблемой в вождении была невнимательность. «Да как это возможно!» — орал он каждый раз, когда я в очередной раз делала одну и ту же ошибку. Я заверила его, что он тут совсем ни при чем, просто творческие люди — плохой рабочий материал.

Артуру нужно было полететь в Марокко фотографировать места, которые разработчики собирались использовать в качестве декораций новой игры. Я отправилась с ним как ассистент и переводчик. От восхода до заката наш гид таскал нас по стране. Артур сгибался пополам, прыгал на корточках, протискивался в щели и забирался в немыслимые дыры, чтобы как можно тщательнее запечатлеть все детали. Я бродила за ним с чехлом от фотокамеры. Иногда отдыхала где-нибудь на лавочке. Наш гид болтал с прохожими или смотрел в одну точку. Каждый вечер он ужинал вместе с нами. Если я о чем-то у него спрашивала, он не обращал на меня внимания или бормотал что-то на совершенно непонятном французском.

В лобби отеля «Хайят» в Касабланке мы с Артуром в первый раз сели выпить вина вдвоем. Официант принес нам бокалы, и когда он спросил меня, хотим ли мы орешков или оливок, я не смогла решить и жутко покраснела. Артур сказал, что еще никогда не видел меня настолько смущенной. Он обратил внимание, что я всю неделю была странно тихой. Я сказала, что это все из-за нашего гида и из-за всех маленьких людей в этой стране. Маленькие люди заставляли меня чувствовать себя неловко.

— Расслабься, — сказал он. И беспокойно посмотрел по сторонам. Может, ему уже захотелось в постель.

В постели мы поссорились из-за отеля, который я хотела забронировать пару дней назад, когда мы направлялись на север. Это был старинный дворец в медине Феса, который отреставрировала датская семейная пара. Культурное приложение моей газеты посвятило ему целую статью. Наш гид сказал, что ничего про него не знает. Но когда мы остановились у придорожного кафе и я пошла в туалет, он убедил Артура в том, что нам лучше забронировать что-нибудь другое. У его друзей был отель в Фесе.

— Хорошо, забронируй, — сказал ему Артур.

Когда я вернулась из туалета, все уже было готово.

— Я просто устал, — объяснял мне Артур сейчас. — У меня голова была забита. Ты же могла взять и отменить этот его отель.

Я сказала, что мне не хотелось разбирательств, и что я и так всю поездку лезу из кожи вон, чтобы притвориться невидимой и не нервировать его лишний раз, и что я должна была заниматься отелями, но этот гид пресекал любую мою инициативу, а в ответ Артур заорал, что ему на это насрать и что он как раз был бы рад любой моей инициативе, что ему, например, очень пригодилась бы телефонная карточка, а в ответ я заорала, что мне не нравится его тон. Так мы продолжали до тех пор, пока Артур не повернулся ко мне и не сказал:

— Я не хочу, чтобы ты притворялась невидимой, я гораздо сильнее хочу, чтобы ты тут была. Ты такая классная, когда ты есть.

Когда он заснул, я на цыпочках прошла в ванную, приняла ванну и наконец-то расслабилась. На следующий день я купила три телефонные карточки по цене двух, в общей сложности на восемьсот минут международных разговоров.

Когда мы вернулись из Марокко, у меня воспалились мочки ушей. Руби сказал, что это выглядит отвратительно. Погода была хорошая, и мы поехали к морю, в Зандфоорт. На набережной мы вышли из машины и примерно минуту смотрели на волны.

— Ну что, поехали? — спросил Руби.

На обратном пути я задавила куропатку.

— От тебя ничего не зависело, — сказал Руби. — Тут уж или ты, или она.

Дома Артур готовил баклажаны пармиджано. Я пристроила на столе среди баклажанов и помидоров футляр с контактными линзами. За рулем у меня всегда начинали слезиться глаза. Артур резал на куски баклажан, и я рассказала про куропатку. Тогда он рассказал мне про умирающую собаку, которую он когда-то давно увидел в Таиланде. Она несколько дней мучилась на куче мусора недалеко от пляжа. Он взял кусок полена и шарахнул собаку по голове.