Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

8.

Спокойствие, увы, не было для него естественным состоянием. За несколько часов прерывистого сна родная химия мозга дала о себе знать — принесла лёгкую тревогу и привычные, тягучие кошмары. В какой-то момент он на мгновение проснулся: дождь стих, за редеющими облаками мелькнула полная луна, и где-то далеко завыли койоты. Он вновь провалился в сон.

Его разбудил новый вой — уже ближе к дому, — вырвав из видения, в котором Триш Гелтер шагала вокруг белого куба посреди поля нарциссов. Каждый раз, обходя куб, она произносила: «Я самая весёлая». За ней следовал окровавленный мужчина.

Гурни попытался вытолкнуть навязчивое изображение из головы и снова задремать, но непрекращающиеся завывания, вперемешку с простой надобностью сходить в туалет, в конце концов подняли его с постели. Он принял душ, побрился, натянул джинсы и старую футболку нью-йоркского полицейского управления и пошёл на кухню готовить завтрак.

К тому времени, как он расправился с яичницей, тостами и двумя чашками кофе, солнце уже выползло над сосновым гребнем на востоке. Он распахнул застеклённые двери, впуская утренний воздух, и услышал, как в курятнике под яблоней заурчали и закудахтали куры. Выйдя во внутренний двор, он с минуту наблюдал за щеглами и синицами, слетающимися к кормушкам, которые Мадлен установила рядом со спаржевой грядкой. Взгляд скользнул через низинное пастбище — к сараю, к пруду, к месту его раскопок.

Когда он случайно наткнулся на погребённый фундамент — разгребая крупные камни на тропе над прудом — и расчистил его настолько, чтобы понять, что строение древнее, ему пришло в голову позвать доктора Уолтера Трэшера взглянуть на находку. Трэшер был не только окружным судебно-медицинским экспертом, но и страстным любителем колониальной истории, коллекционером артефактов. Тогда Гурни сомневался, стоит ли привлекать его к делу, но теперь склонялся к этому. Знания Трэшера о руинах старых домов могли оказаться любопытными, а личный доступ к нему — полезным, если Гурни решит принять приглашение Клайна и подключиться к расследованию дела Уайт-Ривер.

Он вернулся в дом, взял телефон и снова вышел во дворик. Пролистал список контактов, нашёл Трэшера и нажал на номер. Звонок ушёл на голосовую почту. Записанное сообщение было коротким, как у Хардвика, но интонация — не грубая, а выверенно-деликатная. Звонившему предлагали оставить имя и номер, однако Гурни решил добавить деталей.

— Доктор Трэшер, это Дэйв Гурни. Мы познакомились, когда вы были судебно-медицинским экспертом в отделе убийств Меллери. Мне сказали, что вы специалист по колониальной истории и археологии на севере штата Нью-Йорк. Звоню, потому что обнаружил на своей земле участок, вероятно, восемнадцатого века. Там немало артефактов — инструмент для разделки мяса, нож с рукоятью из чёрного дерева, железные звенья цепи. И, возможно, человеческие останки — по-моему, детские зубы. Если захотите узнать подробности, свяжитесь со мной по мобильной связи в любое время.

Он продиктовал номер и закончил запись.

— Ты там с кем-то разговариваешь?

Он обернулся — в стеклянных дверях стояла Мадлен. Её слаксы и блейзер напомнили ему, что сегодня у неё рабочий день в психиатрической клинике.

— Разговаривал по телефону.

— Я подумала, что, может быть, Джерри уже приехала. Она сегодня заедет за мной.

Она вышла во дворик, подставив лицо косым утренним лучам.

— Терпеть не могу в такой день сидеть взаперти в офисе.

— Тебе вовсе не обязательно где-то запираться. Денег у нас достаточно, чтобы...

Она перебила его:

— Я не это имела в виду. Я просто хотела бы, чтобы мы могли встречаться с клиентами на свежем воздухе в такую погоду. Для них это тоже было бы лучше. Свежий воздух. Зелёная трава. Голубое небо. Полезно для души. — Она слегка склонила голову. — Кажется, слышу, как Джерри поднимается на холм.

Спустя несколько мгновений жёлтый «Фольксваген-жук» пробрался по заросшей сорняками дороге через низкий выгон, и Мадлен прибавила:

— Ты ведь выпустишь кур, хорошо?

— Я займусь этим.

Она не обратила внимания на резкость в его голосе, поцеловала его и направилась мимо спаржевой грядки как раз в тот момент, когда энергичная коллега-терапевт Джеральдин Миркл опустила стекло и крикнула:

— Поехали! Маньяки нас ждут! — И подмигнула Гурни: — Я про персонал!

Он смотрел, как они, подпрыгивая на кочках, пересекли пастбище, обогнули амбар и скрылись на городской дороге.

Он вздохнул. Его сопротивление — в ответ на просьбу Мадлен о курах — было ребячеством. Глупая попытка контролировать ситуацию там, где не было ни малейшей необходимости тянуть с делом. Первая жена упрекала его в одержимости контролем — в двадцать с лишним он этого не понимал. Теперь стало очевидно. Обычно Мадлен реагировала на подобное разве что лёгким изумлением, что делало его упрямство ещё более детским.

Он подошёл к курятнику и распахнул маленькую дверцу, ведущую в огороженный загон. Насыпал на землю корма — кукурузные зёрна, семечки подсолнечника, — и четыре курицы, выбежав, принялись клевать. Он постоял, понаблюдал за ними. Вряд ли они когда-нибудь увлекут его так же, как Мадлен.

За несколько минут до девяти он сел за кухонный стол, открыл ноутбук и зашёл в раздел «Прямая трансляция» на сайте RAM. Пока ждал обещанную пресс-конференцию, зазвонил телефон. Номер на экране показался смутно знакомым.

— Гурни слушает.

— Это Уолтер Трэшер. Вы нашли что-то, представляющее исторический интерес?

— Ваше мнение было бы куда авторитетнее моего. Хотели бы взглянуть на место?

— Вы упоминали зубы? И нож с чёрной рукоятью?

— Среди прочего. Куски цепей, петли, стеклянная банка.

— 18 века?

— Похоже на то. Фундамент каменный, в голландской кладке.

— Само по себе это не сенсация. Я приеду. Завтра. Рано утром. Подойдёт?

— Хорошо.

— Тогда увидимся — если, конечно, за это время в округе больше никого не подстрелят.

Трэшер отключился первым, не попрощавшись.

Как раз в этот момент ведущий RAM News объявил о начале пресс-конференции, и по нижней кромке экрана поползла жирная строка:

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ЛИЦА СООБЩАЮТ О НОВЫХ ШОКИРУЮЩИХ СОБЫТИЯХ.

С ведущей, на лице которой странно сочетались спокойствие и тревога, картинка переключилась на троих мужчин в строгих костюмах, усевшихся за длинный стол лицом к камере. Перед каждым — табличка с именем и должностью: мэр Шакер, шеф полиции Бекерт, окружной прокурор Клайн.

Взгляд Гурни невольно притянул Бекерт — сухощавый, с квадратной челюстью, немигающим взглядом и коротко остриженными по-военному волосами цвета соли с перцем. Он был смысловым центром всей троицы, осью, вокруг которой вращалась сцена.

Мэр Шакер —