На Харроу-Хилл - Джон Вердон

Разъярённый кадет перебил:

— Хотите сказать, ни один свидетель не понял, с какой стороны прозвучал выстрел?

— Великая сила мозга — умение мгновенно устанавливать связи — одновременно его и величайшая слабость. Всем свидетелям показалось, что они видят оружие в руках хотя бы одного из участников конфликта. Мгновение спустя — выстрел. Их сознание связало звук с картинкой. Мозг отбросил направленность слуха ради визуальной логики: вы «видите» то, что считаете пистолетом, слышите выстрел — и автоматически совмещаете. И мозг почти всегда прав.

Культурист нахмурился:

— Но вы же сказали, что ни у одного из них оружия не было. Тогда свидетели, которые утверждали, что видели его… что они на самом деле видели?

— Мобильный телефон.

После этих слов повисло самое тяжёлое за весь урок молчание — у многих, без сомнения, всколыхнули в памяти трагические новости о том, как взволнованные полицейские ошибались ровно так же.

Фермерский парень выглядел потрясённым:

— Значит, свидетели ошиблись во всём?

— Такое случается, — сказал Гурни.

Кадет прямо перед ним поднял руку:

— И какой же из всего этого вывод? Кажется, опрашивать свидетелей и не стоит.

— Показания могут быть полезны, — сказал Гурни. — Но ключ — осторожность. Оставайтесь беспристрастными. Помните: свидетели могут быть очень убедительны — и очень неточны. То же касается и залов суда. Показания очевидцев — наименее надёжный вид доказательств — зачастую кажутся самыми убедительными. И не потому, что кто-то лжёт. Потому что люди часто видят то, чего нет.

Возмущённый кадет снова заговорил:

— Может, они просто психи. Или идиоты, которые не смотрят толком. Поверьте: если я на что-то смотрю, я вижу, что там есть.

— Рад это слышать, — сказал Гурни с доброжелательной улыбкой. — Прекрасное вступление к паре анимаций, которые, уверен, вам понравятся. — Он раскрыл ноутбук на пюпитре и включил проектор. — В первой, десятисекундной анимации вы увидите большой синий шар, подпрыгивающий по экрану. На нём — цифры. Во второй — большой зелёный шар, тоже с цифрами. Кроме цифр, мячи могут отличаться размером, фактурой поверхности и характером отскока. Смотрите внимательно и отметьте, сколько различий уловите.

Гурни нажал клавишу на ноутбуке, и по экрану за его спиной медленно покатилось, подпрыгивая, нечто вроде огромного пляжного мяча.

— Теперь зелёный шар, — сказал Гурни и снова нажал клавишу.

Когда шар завершил свой путь по экрану, он выключил проектор.

— Хорошо. Расскажите, какие различия вы заметили. Я хочу услышать всех, но сначала — тебя, — произнёс Гурни, повернувшись к своему оппоненту.

В глазах того вновь мелькнула неуверенность.

— Возможно, цифры на шарах были частично разными.

Гурни ободряюще кивнул:

— Ещё?

— Зелёный отскакивал чуточку быстрее синего.

— Что ещё?

Сердитый кадет лишь пожал плечами.

— Итак, — настаивал Гурни, — разные номера, разная скорость отскока. Были ли ещё какие-то отличия?

— Очевидно, цвет.

Затем Гурни задал тот же вопрос остальным и выслушал их версии о различиях в скорости, размерах, фактуре поверхности и цифрах на каждом шаре.

Он подождал, пока все выскажутся.

— Теперь я должен извиниться. Я ввёл вас в заблуждение — ровно так же, как в своё время ввели в заблуждение меня самого, когда впервые показали эту скачущую штуку, — сказал он.

Сделал паузу:

— Кто-нибудь заметил, что я только что произнёс?

Сначала никто не ответил. Потом глаза культуриста расширились:

— В тот раз вы сказали «анимация». Но это не анимация.

— Верно.

Столкнувшись с озадаченными взглядами, он пояснил:

— На экране был один-единственный прыгающий мяч. Я дважды показывал вам одну и ту же анимацию.

Его оппонент с кислой миной произнёс:

— Но вы, очевидно, сменили цвет, чтобы в первый раз мяч выглядел синим, а во второй — зелёным. Так что это ничего не доказывает, кроме того, что вы солгали.

В комнате воцарилась тишина. Гурни улыбнулся:

— Я обманул не цвет, а ваше восприятие. Оттенок у этого анимированного шара лежит аккуратно посередине между синим и зелёным в спектре. Но, сказав вначале, что сперва будет синий, а затем зелёный, я сформировал ожидание. И вы увидели то, чего ждали: в первый раз — более синим, чем он есть, во второй — более зелёным. Поставь вас сейчас на полиграф и спроси о цветах, — вы бы прошли. Вы говорили бы правду так, как её видите. В этом и суть: свидетели могут говорить вам правду о том, что они видели, но эта «правда» иногда существует только в их головах. Полиграф же фиксирует честность воспоминаний, а не их точность.

Из глубины зала хрипло спросили:

— Тогда каким доказательствам нам доверять?

— ДНК. Отпечаткам пальцев. Записям транзакций по картам и банковским счетам. Логам телефонных соединений, особенно с GPS-данными. Электронной переписке, текстам и сообщениям в соцсетях — они полезны для установления мотивов, связей и душевного состояния.

— А видео с камер наблюдения? — спросил кто-то.

— Безусловно, — ответил Гурни. — Я предпочту одно качественное видео, дюжине свидетельств. Камеры — это, по сути, зрительные нервы без предубеждений, фантазии и тяги заполнять пробелы. В отличие от людей, они видят лишь то, что есть. Но будьте осторожны и с видео.

— Осторожны в чём? — отозвался другой голос.

— В том, чтобы ваш собственный мозг не испортил то, что показала камера.

2.

Выдав задание к следующей лекции, Гурни завершил занятие и прошёл по бесцветному коридору, залитому холодным светом люминесцентных ламп, в кабинет Харриса Шнайдера — психолога академии на полставки и, порой, консультанта по оценке курсантов.

Это был невысокий мужчина средних лет с пышными усами цвета соли с перцем — на них вечно оседали крошки, — в коричневом твидовом пиджаке с заплатами на локтях и с набитой табаком трубкой, которую он, казалось, вот-вот прикурит. Он слушал, как Гурни излагает тревогу из‑за разъярённого курсанта на семинаре — того самого, кто уже демонстрировал рефлекторную враждебность, типичную для выгорания к середине карьеры.

Шнайдер прочистил горло:

— Да, понимаю. Не простой случай. Мы уже держим его в поле зрения. Не очень хорошо, — кивнул он, точно соглашаясь с самим собой. — Соответствующие меры будут приняты в соответствующее время.

Он быстро улыбнулся, словно радуясь, что контролирует ситуацию. Взглянул на трубку, вынул из кармана старую хромированную зажигалку и положил её на стол — жест, который, вкупе с