На Харроу-Хилл - Джон Вердон
— Итак, — начал он с негостеприимной улыбкой, — в чём дело?
— Билли Тейт.
Улыбка исчезла, взгляд стал отталкивающим:
— Это про несчастный случай в церкви?
— Хочу услышать всё, что вы можете рассказать.
— Даже не знаю, с чего начать.
— Начните с того, почему на имя Тейта вы так неожиданно реагируете.
Мейсон скрестил руки:
— В этих стенах мало кто отреагирует иначе.
Гурни ждал.
— Билли Тейт — самый проблемный ученик за все годы, что я здесь, — как минимум за мои тридцать лет.
— Что было для вас самым тяжёлым?
— Боже, там целый список. Скажите лучше — к чему ваши вопросы?
— Инцидент в Сент‑Джайлсе оставил вопросы. Я собираю максимум информации об этом инциденте. Ваше имя мне назвали как потенциально полезное.
Мейсон поколебался, явно недовольный расплывчатостью сказанного, но сел за стол и выдохнул:
— Поразительно было сочетание данных ему способностей — и того, как он ими распоряжался. Прирождённый атлет: жилистый, быстрый, невероятно сильный. Пятьдесят–шестьдесят отжиманий — без пота. Болевого порога будто нет. Я уговорил его пойти в школьную секцию вольной борьбы. Решил, что у него с самолюбием перебор — поставил его в пару с борцом крупнее и опытнее, со звездой команды. Испытание обнажило в Тейте нечто зловещее. Он сломал тому парню руку. И это не случайность — он прекрасно понимал, что делает. И, кажется, ему это показалось забавным. — Губы Мейсона презрительно сжались. — Отчасти это привело к тому, что он попал под надзор ювенальной полиции.
— Отчасти?
— Сначала к нам обратилась наш школьный консультант, по совпадению — квалифицированный психотерапевт и, ради полноты картины - моя жена. — Мейсон неловко улыбнулся. — Вернее, теперь уже бывшая.
Он подровнял стопку карточек на столе, прежде чем продолжить:
— Тейт сказал ей такое, что Линда расценила как угрозы жизни. Яркие, детальные, мерзкие. Она не отмахнулась. Были записи её сеансов с ним, она подала официальную жалобу. Провели слушания. В итоге Тейт получил шесть месяцев в колонии для несовершеннолетних. Ему тогда только‑только стукнуло четырнадцать.
Гурни это не удивило. Иллюзий насчёт «невинности» детства Тэйта, он не питал. В нью‑йоркские годы ему попадались преднамеренные убийства, совершённые детьми куда младше четырнадцати. В одном случае восьмилетний мальчик вырезал пятерых родственников — и его спокойный ангельский взгляд пугал сильнее, чем глаза наёмника.
— Он был близок хоть с кем‑то в школе?
Мейсон покачал головой:
— Злобная натура Тейта лежала на поверхности. Даже хулиганы держались подальше. Единственная, кому рядом с ним, казалось, было комфортно — как бы странно это ни прозвучало — Лори Стрэйн. Настоящее имя Лоринда. Ныне миссис Ангус Рассел.
Это зацепило Гурни:
— Что значит — «комфортно»?
— Я видел, как она с ним разговаривала, иногда улыбалась. Она определённо не боялась его — в отличие от остальных.
— Интересно. Что ещё вы могли бы о ней сказать?
— Ничего.
— Вы ответили слишком быстро.
— Слухи — это социальный яд. Я не стану их повторять. Всё, что я о ней слышал, — из этой серии.
— Как насчёт её отношений с вашим бывшим директором?
— Без комментариев.
— Ладно. Просто опишите её, как описали бы любую другую ученицу. Я это не записываю и цитировать не стану.
Мейсон уставился в одну точку, будто примеривался к сложной местности, прочистил горло:
— Она была удивительно красива. Мальчики по ней сходили с ума. Полагаю, половина мужчин Ларчфилда бросили бы своих жён ради неё, думай они, будто у них есть шанс.
Гурни улыбнулся:
— Значит, все обожали уникальную Лори Стрэйн — и до смерти боялись уникального Билли Тейта.
— Разумная выжимка.
— Были у Тейта какие‑нибудь светлые стороны?
— Насколько мне известно — нет. Возможно, я предвзят из‑за угроз в адрес моей жены, но не вспомню ни чего хорошего о его характере или поведении.
Мейсон переплёл пальцы над столешницей:
— Допускаю, что у него с малых лет были проблемы. Вы в курсе семейной обстановки?
— Его отец стрелял в него пять раз?
— Это и сама личность отца - Элрой «Смоки» Тейт. Профессиональный поджигатель, связанный с мафией — так писали газеты. Биологическая мать Билли — тоже, еще тот персонаж: экзотическая танцовщица, умерла от передозировки героина, когда он ходил в садик. В каком‑то смысле понятно, что и почему из него выросло.
Тон был сострадательным ровно настолько, насколько сострадательный удар молотка.
— Мне говорили, что после стрельбы Билли восстановился полностью. Верно?
— Физически — да. Морально и эмоционально — нет. Стал хуже прежнего. Не люблю говорить такое о людях, но я благодарен Богу, что его больше нет в живых.
Он разжал пальцы, размял их и легко хлопнул ладонями по столу — как знак, что разговор исчерпан.
Гурни не возражал. Позволив собеседнику поставить точку, он повышал шансы на следующую встречу, если та понадобится.
Оба поднялись. Гурни протянул руку, и Мейсон, перегнувшись через стол, пожал её:
— Кто‑нибудь свяжется с моей бывшей женой насчёт вандализма?
— Уточню, когда вернусь в управление. О каком именно вандализме идет речь?
— Точно не знаю. Линда живёт в старом доме, я — в кондоминимуме на озере. Участком по‑прежнему заведую я — стригу траву и прочее, — но всего раз в неделю. Она уже не работает здесь, но мы на связи, особенно по дому.
— То есть этот случай — тоже к вам?
— У неё частная терапевтическая практика в Виллидж. Вчера вечером она вернулась домой и сразу позвонила мне: входная дверь взломана. Я велел сообщить в полицию. Думал, вы как раз из‑за этого.
— Она сказала, что именно «испортил» вандал?
— Какой‑то рисунок, процарапанный по краске. Надеюсь, не по дереву.
— Рисунок?
— Это всё, что она сказала.
— Позвоните ей, пожалуйста.
— Сейчас?
— Это может быть важно.
С нескрываемым вздохом Мейсон набрал номер. После длинной паузы взглянул на Гурни:
— Ушло на голосовую. Оставить сообщение?
Гурни проигнорировал:
— Где находится дом?
— В конце Скиннер Холлоу.
— Это где?
— За северным склоном Харроу‑Хилл. По сути — у чёрта на рогах.
— Это та сторона холма,