Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

— Несмотря на то что тебя выкинули из седла?

— Именно.

— Ещё один, последний вопрос: какого хрена я здесь торчу ни свет ни заря?

— Надеялся, что захочешь оказать мне услугу.

— Оказывать тебе услуги — глазурь на торте моей идеальной жизни. Что на этот раз?

— Подумал, ты мог бы задействовать старые связи в нью-йоркской полиции и поглубже порыться в прошлом Бекерта.

— Конкретнее?

— Всё, чего мы ещё не знаем: его отношения с Терлоком, с первой женой, с сыном. Если сын копа начинает убивать копов, не надо быть гением, чтобы заподозрить в их прошлом что-то мерзкое. Я хочу знать — что именно.

Хардвик снова ухмыльнулся.

— Что смешного?

— Твоя прозрачная попытка слепить теорию, где во всём виноват Бекерт.

— Я ничего не леплю. Я просто хочу больше узнать об этих людях.

— Чушь собачья. Этот упёртый сукин сын тебе так же противен, как и мне, и ты ищешь способ его прижать.

Тот факт, что Хардвик, по сути, повторял слова Клайна, придавал предположению дополнительный вес, но соглашаться Гурни всё равно не собирался.

Хардвик задумчиво отхлебнул кофе, прежде чем продолжить:

— А если Бекерт прав?

— О чём именно?

— О Стиле и Лумисе. О Джордане и Тукере. О Кори — тухлом яблоке — и о свихнувшихся Гортах. Что, если этот придурок во всём прав?

— В чём Бекерт точно прав, так это в умении ловить ветер, когда тот меняет направление. Три дня назад он возложил стрельбу в Стила на Джордана и Тукера. Когда всплыло, что в тот вечер они были с известным пастором, он исполнил изящную ритмическую па, заявив, что, мол, пусть не жали на курок, но уж пособничали и подстрекали — наверняка.

— Что, возможно, и так. И, кстати, что ты знаешь об этом пасторе?

— В каком смысле?

— Ты исходишь из того, что он говорит правду. Может, ты просто хочешь ему верить — потому что его алиби выставило Делла Бекерта в глупом свете.

Гурни не хотел думать, что его мышление настолько предвзято, но замечание заставило его почувствовать неловкость. До этого момента пастор не фигурировал у него в верхней строке листа собеседников. Теперь занял первое место.

30.

Преподобный Уиттекер Кулидж, настоятель епископальной церкви святого апостола Фомы, согласился принять Гурни тем же утром при условии, что беседа завершится до назначенного на десять тридцать крещения. Гурни гнал весь путь до Уайт-Ривер с превышением и вкатился на церковную парковку в девять сорок пять.

Церковь стояла на широком проспекте, разделявшем Блустоун и Гринтон. Старинный краснокирпичный корпус с остроконечной шиферной крышей, витражами и квадратной колокольней отступал от улицы; с трёх сторон его окружал древний церковный двор с замшелыми склепами, ангелами на постаментах и выветренными надгробиями, с четвёртой — тянулась просторная парковка.

Гурни пристроил машину в дальнем углу пустой стоянки. Оттуда тропинка вела через двор к задней двери, через которую, как объяснил преподобный, можно попасть в его кабинет.

Пройдя немного, он остановился у рядка памятников, всматриваясь в надписи. Даты рождения на некоторых тянулись к концу восемнадцатого века. Большинство дат смерти — тридцатые и сороковые годы прошлого столетия. Как и на всяком старом кладбище, кое-где камни отмечали мучительно короткую жизнь.

— Дэйв?

Крупный мужчина с песочными волосами, в рубашке с короткими рукавами, бермудах и сандалиях Birkenstock стоял под расправленным крылом каменного ангела на одном из самых нарядных надгробий. Сделав последний затяг, он затушил сигарету о кончик крыла и швырнул окурок в лейку у могилы. Затем шагнул к Гурни с широкой улыбкой:

— Я — Уит Кулидж. Вижу, вас зацепила наша история. Некоторые покоящиеся здесь люди были современниками скандального полковника Эзры Уилларда. Знакомы с ним?

— С его памятником в парке — да.

— Некоторые наши граждане хотели бы убрать этот памятник. И небезосновательно.

Гурни промолчал.

— Что ж, — сказал Кулидж, переждав неловкую паузу, — пойдёмте в кабинет, там сможем поговорить без лишних ушей.

Гурни подумал, как именно кабинет может быть более уединённым чем пустой двор, набитый мертвецами, но кивнул и последовал за ним в заднюю дверь. В коридоре пахло пылью и сухим деревом. Свет лился из проёма справа — туда Кулидж и повёл гостя.

Комната была примерно вдвое просторнее кабинета Гурни. В одном конце — письменный стол с кожаным креслом, в другом — невысокий камин, в котором догорали угли. По обе стороны камина — два кожаных кресла. На одной стене — окно с видом на охватывающий здание участок двора, на противоположной — две огромные фотографии: мать Тереза и Мартин Лютер Кинг.

Заметив взгляд Гурни, Кулидж пояснил:

— Я предпочитаю современные воплощения добродетели причудливым и догматическим персонажам средневековья.

Он указал на кресло. Когда Гурни сел, устроился напротив.

— По телефону вы сказали, что участвуете в расследовании этой ужасной вспышки насилия. Могу уточнить — в каком качестве?

В его тоне прозвучала нотка, из которой явствовало: он проверил и знает, что официальные связи Гурни с делом разорваны.

— Жёны убитых офицеров попросили меня докопаться до обстоятельств их смерти. Они хотят быть уверены, что узнают правду — какой бы она ни оказалась.

Кулидж с любопытством наклонил голову.

— У меня было впечатление, что наше полицейское управление уже докопалось до истины. Я ошибаюсь?

— Не уверен, что версия полиции подкреплена фактами.

Ответ подействовал: напряжённые лучики морщин у его глаз разгладились, улыбка стала естественнее.

— Всегда приятно встретить человека с открытой душой. Чем могу помочь?

— Я собираю информацию. Сеть контактов у меня широкая. Пока не знаю, что окажется важным. Возможно, вы начнёте с того, что расскажете всё, что знаете о Джордане и Тукере?

— Марсель и Вирджил, — произнёс он с мягким укором. — Их оболгали. И продолжают, утверждая, будто они как-то причастны к убийству офицера Стила. Насколько мне известно, доказательств этому нет.

— Насколько понимаю, в ту ночь, когда застрелили Стила, они были с вами?

Кулидж на миг задумался, прежде чем ответить:

— Они были здесь, в этой самой комнате. Марсель сидел в кресле, где вы сейчас. Вирджил — в соседнем. Я — там, где сижу. Это была наша третья встреча.

— Третья? Была ли у этих встреч повестка?

— Мир. Прогресс. Судебная дорога.

— Проясните.

— Задача была перенаправить негативную энергию в продуктивное