Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

— Сейчас выясним.

Гурни первым взбежал по лестнице и вошёл в просторное помещение над кухней. Нижняя сторона крутой крыши была обшита сосновыми досками, и от них шёл насыщенный, характерный запах. В комнате — две кровати, по одной с каждой стороны, заправленные строгим военным способом. У ног каждой — низкая скамья, а на полу между ними — прямоугольный ковёр. Лофт отражал навязчивый порядок, царящий повсюду в хижине: одни прямые линии, прямые углы и ни соринки.

Гурни принялся проверять одну кровать, Хардвик — другую. Пошарив под матрасом, он наткнулся на что-то холодное, гладкое, металлическое; приподнял матрас — под ним оказался тонкий компьютер, вроде ноутбука. Почти одновременно Хардвик указал на мобильный телефон, примотанный скотчем к изножью второй кровати.

— Оставьте всё так, как было, — сказал Гурни. — Нам нужно сообщить об этом и вызвать группу по сбору улик.

— Кому именно ты собираешься докладывать?

— Окружному прокурору. Клайн может временно забрать Торреса к себе вместе с криминалистами, но это уже его решение. Важно вот что: дальше и расследование, и команда, которая им займётся, должны подчиняться ведомству, не относящемуся к городской полиции.

— Альтернативой был бы департамент шерифа.

Одна мысль о Гудсоне Клутце вызвала у Гурни приступ тошноты.

— Я бы проголосовал за Клайна.

На лице Хардвика проступила холодная усмешка.

— Шеридану придётся туго — такой уж он был поклонник Бекерта. Нелегко ему будет наблюдать, как всё это летит в тартарары. Как, по-твоему, он собирается это проглотить?

— Узнаем.

Глаза Хардвика сузились.

— Думаешь, этот мелкий ублюдок попробует устроить финальный раунд с клеймом и винтовкой, лишь бы не признать, что был не прав?

— Узнаем, — отрезал Гурни и переключил телефон из режима фонарика в набор номера.

Не успел он набрать номер Клайна, как его остановили вой и рычание. Это была какофония безумной стаи... кого? Волков? Койотов? Кто бы это ни был — их было много, они шли слаженно, на взводе, и стремительно приближались.

Через секунды морозящий кровь хор взметнулся до яростной силы — казалось, он сгустился прямо перед хижиной.

От этого бешеного рева у Гурни покрылись мурашками руки.

Они с Хардвиком одновременно выхватили оружие, сняли с предохранителя и отошли к открытому краю чердака, откуда просматривались окна и дверь.

Пронзительный свист рассёк шум — и так же внезапно, как начался, дикое гудение оборвалось.

Они осторожно спустились по лестнице — первым пошёл Гурни. Он тихо скользнул к передней стороне хижины и выглянул в одно из окон. Сначала не увидел ничего, кроме тёмных, склонившихся силуэтов болиголова, обрамлявшего поляну. Трава, которая в луче фонаря телефона казалась темно-зелёной, в рассветной дымке стала безлично-серой.

Но не совсем безликой. В ярдах тридцати от окна он различил пятно более густого серого цвета. Он снова включил фонарик, но луч только резал туман бликами.

Он осторожно приотворил входную дверь.

Слышно было лишь медленное капание воды с крыши.

— Какого чёрта ты творишь? — прошептал Хардвик.

— Прикрой. И придержи дверь — если придётся срочно отступать.

Он тихо вышел, держа «беретту» двумя руками наготове, и двинулся к тёмной фигуре на земле.

Подойдя ближе, понял: перед ним тело. Оно было словно переломано, вывернуто в неестественной позе, будто его швырнул неведомой силы порыв ветра. Сделав ещё несколько шагов, он застыл, поражённый количеством крови, блестящей на мокрой траве. Подойдя вплотную, увидел, что большая часть одежды разодрана в клочья, обнажив разорванную плоть. Левая кисть искалечена, пальцы сведены вместе. Правой руки не было вовсе — на месте запястья зиял отвратительный красный обрубок с торчащими раздробленными костями. Горло рассечено — сонные артерии и трахея буквально разорваны. Меньше половины лица уцелело, придавая ему невыносимо омерзительное выражение.

Но в этом лице было что-то знакомое. И в складке мышц — тоже. Гурни вздрогнул и понял, что смотрит на то, что осталось от Джадда Терлока.

Часть IV. Шоу ужасов

44.

Через двадцать четыре часа после обнаружения чудовищно изуродованного тела у коттеджа, Гурни направлялся в окружное управление на утреннюю встречу с Шериданом Клайном.

Массивный фасад из красного кирпича, веками пропитанный копотью и сажей, возводился ещё тогда, когда здание служило психиатрической лечебницей — сумасшедшим домом «Бамблби», названным в честь эксцентричного основателя Джорджа Бамблби. В середине шестидесятых внутренности перестроили под нужды местной бюрократии. Циники со смаком отмечали, что такая история сделала дом идеально подходящим для его нынешних обитателей.

Система безопасности в вестибюле со времени последнего визита Гурни — ещё по делу о невесте с отрубленной на свадьбе головой — стала строже: два отдельных электронных контроля и предъявление нескольких удостоверений. В конце концов, его направили по указателям к матовой стеклянной двери с надписью: «ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР».

Он задумался, с какой версией Клайна ему предстоит столкнуться.

С тем ли растерянным, недоверчивым, почти лишившимся дара речи человеком, с которым они говорили вчера утром по телефону, когда Гурни сообщил об обнаружении винтовки, клейма, красного мотоцикла и изувеченного тела Терлока? Или с тем, кто явился час спустя на место преступления вместе с Марком Торресом, Бобби Баскомбом, Гарретом Фелдером, Шелби Таунсом и Полом Азизом — и, одержимый демонстрацией решительности, раздавал непрерывные указания людям, которые понимали в обработке мест преступлений куда больше его?

Гурни открыл дверь и вошёл в приёмную. Очаровательная ассистентка Клайна, по-прежнему преданная обтягивающим кашемировым свитерам, взглянула на него с лёгкой улыбкой.

— Я дам ему знать, что вы здесь, — сказала она своим незабываемо мягким голосом.

Она уже тянулась к трубке, когда дверь в глубине приёмной распахнулась, и Шеридан Клайн широким шагом направился к Гурни, протягивая руку с тем же подобием сердечности, что запомнилось Гурни с их первой встречи много лет назад.

— Дэвид. Как раз вовремя. Пунктуальность всегда производит на меня впечатление, — он провёл его в кабинет. — Кофе или чай?

— Кофе.

Он одобрительно щёлкнул языком.

— Вы — собачник или кошатник?

— Собачник.

— Так и думал. Любители собак выбирают кофе. Кошатники — чай. Травяной. Вы замечали? — это был не вопрос. Он крикнул в дверь: — Два кофе, Эллен.

Он указал Гурни на знакомый кожаный диван и сам опустился в кожаное кресло напротив, отделённое стеклянным кофейным