Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон
Он завершил разговор и на минуту застыл у окна, глядя на ряд цветущих черемух вдоль высокого пастбища. Насколько глубоко Блейз Джексон погружена в белую пену смертей в Уайт-Ривер — и она здесь мозг или всего лишь инструмент? Пока он это взвешивал, над кромкой поля мелькнуло движение. Краснохвостый ястреб, делая широкие круги, выискивал добычу — птицу помельче или пушистого зверька. В сотый раз он заключил, что природа, как ни прекрасна ее витрина — цветы, птичьи трели, — по сути, ярмарка ужасов.
На тумбочке за его спиной зазвонил телефон. Он оторвался от окна и взял трубку.
— Гурни слушает.
— Привет, Дэйв. Марв Гелтер.
— Марв. Доброе утро.
— Утро доброе и — занятое, вот что. Ты, дружище, разрушитель. Политический ландшафт — полностью переписан.
Гурни промолчал.
— Не будем тянуть. К делу. Свободен на обед?
— Зависит от повестки.
— Конечно! На повестке — твое будущее. Ты только что перевернул мир, мой друг. Пора — это капитализировать. Пора внести изменения в оставшуюся жизнь.
Врожденная неприязнь Гурни к Гелтеру, не смогла побороть любопытство.
— Где встречаемся?
— В «Голубом лебеде». Локенберри. Ровно в двенадцать.
Когда он собрался выходить, Мадлен, косившая луг, уже обошла высокое пастбище и свернула на одну из узких, тропинок, заросших травой. Он оставил записку с коротким объяснением и обещанием вернуться к трем. Затем нашел адрес ресторана в интернете, забил его в навигатор и выехал.
Безукоризненно ухоженная деревушка Локенберри, всего в миле от странного кубического дома Гелтеров, уютно пряталась в своей крошечной долине, где весна приходила раньше, чем на окрестные холмы. Нарциссы, жонкили и яблони отцветали, уступая место сирени. «Голубой лебедь» притаился в тихом, тенистом переулке в стороне от главной улицы. Элегантная вывеска у дорожки из голубого камня, ведущей к парадной двери, — единственная примета среди двух «картинно-колониальных» домиков по бокам.
В холле цвета вишневого дерева Гурни встретила статная блондинка с легкими скандинавскими нотами в речи.
— Добро пожаловать, мистер Гурни. Мистер Гелтер скоро будет. Провести вас к столику?
Он последовал за ней по ковровому коридору в зал с высоким потолком и люстрой. Стены — чередование импрессионистских цветочных фресок и зеркал в золоте. В центре — круглый стол под белой льняной скатертью, два кресла в духе французской провинции, две безупречные сервировки. Блондинка отодвинула ему стул.
— Что принести выпить, мистер Гурни?
— Простую воду.
Через мгновение вошел Марв Гелтер — сгусток сфокусированной энергии и пронзительный взгляд, диссонирующие с его беззаботно-деревенским твидовым костюмом.
— Дэйв! Рад, что ты здесь! Извини за задержку. — Он опустился напротив, метнув взгляд в коридор. — Любовь моя, милая, где же ты, черт побери?
Нордическая красавица вернулась с серебряным подносом: стакан воды для Гурни и бокал розового, как кампари с содовой, — для Гелтера. Поставив напитки, она отошла чуть в сторону. Гелтер сделал первый глоток. Гурни пришло в голову: этот человек способен делать медленно только то, что не зависит от него.
— Меню тут нет, Дэвид. Готовят классику. Блистательный кассуле. Петух в вине. Утиное конфи. Беф бургиньон. Что пожелаете?
Блондинка, кажется, едва заметно повеселела.
— Говядину, — сказал он.
Она улыбнулась и вышла.
Он взглянул на Гелтера.
— Вы не едите?
— Они знают мои пристрастия. — Он сделал еще глоток и улыбнулся — не теплом, а всплеском адреналина. — Итак. Ты спровоцировал землетрясение. Как ощущения?
— Незавершенности.
— Ха! Незавершенности. Люблю это. Человек, который никогда не доволен, всегда идет дальше. Хорошо. Очень хорошо. — Он впился взглядом. — Итак, мы здесь. Делл Бекерт, упокой Господь его душу, значения не имеет. Жив он или мертв — для мира он уже мертв. Ты позаботился. Блестяще. Вопрос: что дальше?
— Кто будет следующим?
— Ты, Дэвид. С тобой я обедаю. Что у тебя дальше?
Гурни пожал плечами.
— Косить поля, кормить кур, построить сарай побольше.
Гелтер недовольно поджал губы.
— Клайн, вероятно, выйдет к тебе с предложением. Вроде возглавить его расследовательский блок. Это по тебе?
— Нет.
— И правильно. Это расточительство твоего дарования. Которое, замечу, гораздо весомей, чем ты думаешь. — Улыбка-игла вернулась. — В тебе чертовски много скромности. Чертовски много честности. И яйца что надо. Ты залез в эту клоаку Уайт-Ривер, где никто ни черта не понимал, разобрался, вытащил все на свет и показал окружному прокурору, что к чему. Это впечатляет. — Он на миг запнулся. — И знаешь, что это еще? Это история. История о герое. Холодном, умном, прямом герое. Суперкопе. Так тебя обозвал тот журнал, верно?
Гурни сдержанно кивнул, смутившись.
— Черт возьми, Дэвид, да ты же настоящий мужик! И вид у тебя — как у старого голубоглазого ковбоя. Ты, черт побери, подлинный герой. Ты понимаешь, насколько людям нужен настоящий герой?
Гурни уставился на него.
— О чем ты говоришь?
— О чем, черт возьми, ты думаешь, я говорю? Бекерт ушел, Гурни остался!
— В каком смысле?
— В кресле генерального прокурора.
Нордическая красавица возникла с двумя изящными фарфоровыми тарелками. Одну — с искусно разложенным антипасто — она поставила перед Гурни; другую — с дюжиной мандариновых долек, аккуратно выстроенных по кругу вокруг крошечной чашечки, — перед Гелтером. Она покинула зал так же бесшумно, как и вошла.
Тон Гурни соответствовал недоверчивому выражению его лица.
— Ты предлагаешь мне участвовать во внеочередных выборах?
— Я вижу, что ты выиграешь с большим отрывом, чем Бекерт.
Гурни надолго умолк.
— Кажется, тебя не слишком огорчило то, что произошло.
— Я был крайне расстроен. Минут десять. Дольше — пустая трата времени. Затем я задал себе единственный разумный вопрос: «Что теперь?» Неважно, что подкидывает нам жизнь. Это может оказаться золотой жилой. Может — полной чушью. Вопрос все равно один и тот же: «И что теперь?»
— Тебя не беспокоит, что ты так сильно ошибался насчет Бекерта?
Гелтер взял мандариновую дольку, внимательно рассмотрел, прежде чем отправить в рот.
— Жизнь продолжается. Если люди тебя разочаровывают — к черту их. Проблемы могут стать решениями. Взять хотя бы эту ситуацию. Ты лучше
