Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

— Похоже, ты совсем не гордишься тем, чего добился.

— А ты говоришь так, словно беседуешь с одним из своих пациентов в клинике.

Она вздохнула.

— Мне просто любопытно, почему ты не радуешься прогрессу.

— Я почувствую себя лучше, когда все это закончится.

Трэшер появился в пять двадцать, с очевидной осторожностью преодолевая ухабы дороги, что вела через пастбище, на своем безупречно чистом «Ауди». Выйдя из машины, он на мгновение остановился, оглядел окрестный пейзаж, затем подошел к распахнутым французским дверям.

— Проклятые строители на шоссе — только и делают, что тормозят движение, — сказал он, когда Гурни впустил его в дом.

С места в уголке для завтрака он оценивающе оглядел просторную кухню фермерского дома. Взгляд задержался на камине в дальнем конце.

— Прекрасная старая каминная полка. Каштан. Редкий оттенок. Судя по стилю, сам камин — начало восемнадцатого века. Вас интересовало происхождение дома, когда вы его покупали?

— Нет. Как думаете, есть ли какая-то связь между этим домом и…

— Руинами у пруда? Боже упаси. Те были построены более чем на столетие раньше этого, — он положил портфель на обеденный стол.

Мадлен, репетировавшая наверху Баха на виолончели, вышла из коридора.

Гурни представил их.

— Спаржа, — сказал Трэшер. — Мудрый выбор.

— Простите?

— Я заметил вашу грядку со спаржей. Единственный овощ, который стоит выращивать дома. Свежесть — колоссальная разница, — он снова огляделся. — Неплохо бы присесть.

— Давайте здесь, — предложил Гурни, указывая на стулья у стола. — Нам не терпится понять, что все это значит.

— Прекрасно. Надеюсь, ваш интерес не улетучится после ответа.

Удивленно нахмурившись, Гурни и Мадлен сели рядом, плечом к плечу.

— Трэшер остался стоять по другую сторону стола. — Прежде чем перейти к сути, немного предыстории. Как вам известно, моя профессия — судебно-медицинская экспертиза, где основное внимание уделяется установлению причин преждевременной смерти. Но мое подлинное призвание — изучение жизни северо-восточных колоний, с особым вниманием к ее темным пластам, в частности к гибельной связке рабства и психопатологии. Уверен, вы знаете: рабство не было сугубо южным явлением. В колониальном Нью-Йорке XVII века почти в каждой второй семье держали хотя бы одного раба. Рабство как форма движимого имущества — купля-продажа людей, над которыми владелец имел абсолютную власть, — было широко распространено.

— Мы знакомы с историей, — сказала Мадлен.

— Вопиющий недостаток истории в том виде, в каком ее обычно преподают, заключается в том, что события той или иной эпохи рассматривают как взаимодействующие лишь в самом общем смысле: скажем, влияние механизации на перемещение населения к производственным центрам. Мы читаем об этих взаимодействиях и воображаем, что постигаем дух времени. Или читаем о рабстве в хозяйственно-экономическом контексте — и думаем, будто понимаем его суть, хотя ничто не может быть дальше от истины. Можно проглотить дюжину книг и так и не ощутить всего ужаса происходящего — даже не увидеть той пагубной синергии, о которой я упоминал минутой раньше.

— Какой синергии? — спросила Мадлен.

— Ужасных способов, какими одни общественные беды смыкаются с другими.

— К чему вы клоните? — спросил Гурни.

— В прошлом году я опубликовал статью на эту тему в журнале «Культурная психология». Название: «Жертвы на продажу: пытки, сексуальное насилие и серийные убийства в колониальной Америке». Сейчас я работаю над другим проектом — подробно рассматриваю сочетание психопатических расстройств и правовой системы, позволявшей одному человеку владеть другим.

— Какое отношение это имеет к нам?

— Сейчас подойду. У среднего американца представление о колониальной Америке редко выходит за рамки флегматичных пилигримов в черных широкополых шляпах, радостных индейцев, братской любви, свободы вероисповедания и редких житейских тягот. Реальность же была совсем иной. Грязь, страх, голод, невежество, болезни, суеверия; практика колдовства, пытки и повешение «ведьм»; суды над еретиками; жестокие наказания; изгнания; абсурдная медицина; повсеместная боль и смерть. И, разумеется, все основные психические расстройства, вся хищническая поведенческая палитра — без узды и без понимания. Психопаты, которые...

Мадлен нетерпеливо перебила его:

— Доктор. К делу...

Он не обратил внимания на перебивание:

— Слияние двух великих зол. Стремление психопата к полному контролю над другим человеком — использовать, издеваться, убивать. Представьте, как это стремление стыкуется с институтом рабства — системой, где потенциальных жертв легко купить на открытом рынке. Мужчины, женщины, дети — продаются как объекты, которыми можно распоряжаться. Люди, чьи права едва ли шире прав скота. Люди, почти лишенные действенной юридической защиты от постоянных изнасилований и чего похуже. Мужчины, женщины и дети, чьи смерти — случайные или преднамеренные — вряд ли удостоятся серьезного расследования со стороны властей.

— Хватит! — сказала Мадлен. — Я задала вам вопрос. Какое отношение это имеет к нам?

Трэшер удивленно моргнул, потом спокойно продолжил:

— Старый фундамент, обнаруженный Дэвидом, на мой взгляд, относится к самому раннему семнадцатому веку. В ту пору в этой части штата не было поселений. Пограничная глушь, воплощение неизведанного — дикая, опасная, одинокая местность. Здесь не стали бы жить добровольно, вдали от защищенного сообщества, если только не были вынуждены.

— Принуждение? — переспросила она.

— Те, кто приходили сюда, делали это по одной из двух причин. Либо они практиковали то, что их община сочла бы отвратительным, — и потому уединялись, чтобы избежать разоблачения. Либо их уже разоблачили — и изгнали.

Повисла тишина. Ее нарушил Гурни:

— О каких практиках идет речь?

— Найденные вами предметы указывают на некоторую причастность к колдовству. Возможно, именно это стало причиной их изгнания из прежнего сообщества. Но, полагаю, колдовство было наименьшим из проступков. Суть того, что творилось в доме у вашего пруда триста лет назад, — то, что сегодня мы назвали бы серийными убийствами.

Глаза Мадлен расширились:

— Что?..

— Два года назад меня пригласили осмотреть погребенные остатки дома начала XVIII века у горы Марли. Я обнаружил несколько предметов, связанных с магическими ритуалами, но важнее другое: железные кандалы и прочие свидетельства содержания людей в неволе. Там были приспособления, обычно используемые для пыток заключенных: орудия для ломки костей, удаления ногтей и зубов. При раскопках на участке вокруг фундамента нашли частичные останки скелетов по меньшей мере десятерых детей. Анализ ДНК из их сохраненных зубов показал, что их генетическая линия восходит к Западной Африке. Иными словами — к работорговле.

Взгляд Мадлен, полный растущего отвращения, был прикован к Трэшеру.

Гурни нарушил молчание:

— Вы предполагаете