Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Понятия не имею. Я в отпуске по болезни.

– Ты заболел? – спросил Страйк.

– Не совсем, – ответил Уордл. Затем, очевидно, почувствовав необходимость объяснения, он добавил: – Доктор сказал, депрессия.

– Ага, – сказал Страйк, – Понятно.

Уордл несколько лет назад потерял брата, которого сбила машина. Страйк знал, что с тех пор он пытался заменить отца для своих четырех племянников и племянниц. Между тем жена Уордла ушла от него, забрав их трехмесячного ребенка.

– Вообще-то я подумываю о том, чтобы уйти, – сказал Уордл.

– Из полиции? – уточнил Страйк, желая понять, что он имел в виду. Мужчины иногда выбирали иной способ выхода. Страйк знал пару таких случаев.

– Ага, – сказал Уордл. – Я просто… чертовски устал.

– Работа в агентстве – когда захочешь, – сказал Страйк. – Смена обстановки. Дружелюбная команда – если не считать меня, конечно.

– Хм, – сказал Уордл, смеясь через силу.

– Выпьем пива, когда я вернусь в Лондон?

– Да, хорошо. Где ты?

– В Шотландии, – сказал Страйк. – Позвоню, как только вернусь в город.

– Ладно, – сказал Уордл, хотя звучал не слишком воодушевленно.

Закончив разговор, Страйк выглянул в окно, чувствуя себя еще более подавленным. Дождь на улице усилился. Он достал вейп, поймал на себе осуждающий взгляд официантки, сунул его обратно в карман и заказал второй кофе.

Глава 62

Ubi honor non est, – где нет чести,

ibi contemptus est; – там презрение;

а где презрение –

ibi injuria frequens; – там часта обида;

а где обида часта –

ibi et indignatio; – там возмущение;

а где возмущение –

ibi quies nulla; – там нет покоя;

а где нет покоя –

ibi – там дух низвергается

с высот, где обитать вознамерился

Роберт Браунинг

Доминус Гиацинт де Арханджелис

Было полседьмого вечера, и на промышленной зоне уже стемнело. Большинство людей, которые ходили туда-сюда вокруг складских помещений "Свалки Бога", уже разошлись, хотя кое-кто еще оставался. За это Робин была благодарна – ее присутствие выглядело менее странным.

Наконец дверь двенадцатого склада открылась, и Робин снова увидела неоновое сияние внутри. Она наблюдала, как три модели вышли на свежий воздух, разговаривая и закуривая, каждая завернувшись в пальто. Когда, наконец, стойки с одеждой были загружены в один фургон, а фотограф с ассистентом убрали свое оборудование, появился Валентин Лонгкастер. Он остановился, чтобы закурить и перекинуться словом с моделями. Чувствуя, что сейчас или никогда, и настолько замерзшая, что ей уже было все равно, получит ли она отказ, Робин подошла к группе.

– Мистер Лонгкастер?

Валентин обернулся.

– Меня зовут Робин Эллакотт. Я частный детектив, и я хотела бы поговорить с вами о Руперте Флитвуде.

Робин отчетливо ощущала на себе взгляды четырех пар глаз. Киара Портер, такая бледная, что в темноте казалась светящейся, особенно пристально на нее смотрела, а одна из моделей, с короткой черной стрижкой пикси, тихонько ахнула и шепнула Киаре:

– Подожди… это ПП?

– Должно быть, да, – протянул Валентин, выпуская дым.

Убежденная, что он откажется разговаривать, Робин была поражена, когда он сказал:

– Ладно. Давай поговорим о Руперте, мать его, Флитвуде.

Модель со стрижкой пикси рассмеялась.

– Неподалеку есть ресторан, – сказала Робин, не собираясь брать интервью у Валентина перед публикой. – Мы могли бы поговорить там, если хотите?

– В Уолтемстоу вряд ли есть что-то интересное, – сказал Валентин. – Ладно. Я поеду за тобой на машине.

– Я не на машине, – сказала Робин. – Это недалеко, всего пара минут пешком.

– Тогда увидимся там, – сказал Валентин. – Как называется?

– Arte e Pasta, – сказала Робин. – Прямо за углом…

– Я найду.

– Хорошо, – сказала Робин. – Тогда я подожду вас там.

Она повернулась и ушла. За спиной у нее раздался какой-то невнятный комментарий Валентина и взрыв смеха.

В небольшом ресторанчике, расположенном в трех минутах ходьбы, стена была расписана фреской. Робин слишком замерзла, чтобы ждать Валентина снаружи, поэтому зашла внуть и заняла столик на двоих под высоким потолком, частично сделанным из гофрированного железа. Над столами на железных прутьях висели цветные фонари, а на стене были приколоты детские рисунки. Робин сомневалась, что это место понравится Валентину Лонгкастеру.

Прошло двадцать минут, а Лонгкастера все не было видно. Робин заказала себе минеральную воду и проверила электронную почту. Пат отправила сообщение Робин и Страйку, сообщив, что местная газета отказалась предоставить контактные данные семьи Мохамед. Робин не поняла этого, пока не увидела вложение о Хафсе, девятилетней сирийской беженке. На фотографии Хафсы была изображена маленькая девочка с милым личиком в форме сердечка и огромными глазами, обрамленными густыми ресницами. Робин все еще разглядывала фотографию, когда почувствовала чье-то приближение и подняла глаза, чтобы увидеть Валентина.

На фоне неонового света "Свалки Бога" Валентина можно было принять за двадцатипятилетнего, потому что он был худым и энергичным. Его густые светло-русые волосы были подстрижены по бокам, но с небрежной мальчишеской челкой, а одежда была эксцентричной и молодежной. Однако, когда он сел напротив Робин, ей показалось, что он выглядит на все свои сорок. Подбородок был мягким, под налитыми кровью глазами – мешки, зрачки были так расширены, что его голубые глаза казались почти черными. В уголках рта красовалась россыпь маленьких желтоватых прыщиков, которые он пытался скрыть макияжем.

– Итак, – сказал он, сбрасывая черную куртку, – где Десима?

– Я не знаю, – сказала Робин.

– Ага, – саркастически проговорил Валентин. – Полагаю, она думает, что если она будет скрываться достаточно долго, Флитвуд забеспокоится, что она натворила что-то неладное, и вернется?

К их столику подошла молодая официантка.

– Что безопасно пить? – протянул Валентин, глядя на девушку.

– О, ну, у нас есть…

– Перони, – сказал он.

– Эта вода меня вполне устраивает, – сказала Робин, прежде чем официантка успела спросить.

Официантка ушла за пивом для Валентина. Робин достала блокнот.

– Итак, могу я спросить, когда вы в последний раз видели Руперта? – спросила она.

– Ты можешь, – сказал Валентин. – Ты собираешься?

– Хорошо, – сказала Робин. – Когда вы в последний раз…?

– Двадцать первого мая прошлого