Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Летом 1972 года Ричард Никсон и его люди решили установить подслушивающие устройства в штаб-квартире демократической партии, чтобы узнать стратегию своих соперников на приближающихся президентских выборах. Им не повезло. Непосредственные участники этой операции были арестованы, и постепенно следствие добралось до Белого дома.

Никсона обвинили в том, что он пытался скрыть криминальные действия своих помощников, злоупотреблял президентской властью, проявлял неуважение к конгрессу и судьям. Открытием стал тот факт, что президент Никсон тайно записывал на магнитофонную пленку все разговоры, которые вел с помощниками и министрами у себя в Овальном кабинете.

На самом деле до Никсона записи разговоров делали президенты Джон Кеннеди и Линдон Джонсон, но они сами управляли кнопкой магнитофона и записывали только то, что хотели. При Никсоне записывалось все. Магнитофон включался автоматически, едва кто-то начинал говорить. Никсон поступал так для того, чтобы никто из его сотрудников не мог потом отречься от своих слов. Но эта предосторожность ему дорого обошлась, когда были обнародованы его собственные откровенные высказывания.

В Москве просто не понимали, за что американцы критикуют своего президента. Громыко, прибыв в апреле 1974 года в Вашингтон, сказал Никсону:

– Советское руководство в высшей степени одобряет, что вы верны вашему внешнеполитическому курсу, несмотря на известные трудности, в которые я не хочу вдаваться. И как человеком мы вами восхищаемся.

Генри Киссинджер высоко оценивал Громыко, называл его мастером дипломатии. Советский министр не верил в счастливое озарение или в ловкий маневр. Это противоречило бы его врожденной осторожности. Он был неутомим и невозмутим. Если он выходил из себя, значит, эта вспышка тщательно продумана.

Громыко никогда не вступал в переговоры, не вникнув в суть дела. Было бы самоубийством начать переговоры с ним, не изучив досконально документов, признавался Киссинджер.

Он заметил, что Громыко для начала всегда занимал твердокаменную позицию. Основное правило покера – не раскрывай своих карт, пока не узнаешь карт противника. Независимо от того, какие предложения Громыко был уполномочен обсудить, он всегда на первой встрече повторял старые позиции и старые возражения.

На следующей стадии Громыко перечислял все те необоснованные требования, которые американцы выдвигали прежде. Затем рассуждал о великодушии его собственного правительства. Это служило увертюрой – тут он был подлинным виртуозом. Он полагался на нетерпеливость своего оппонента, а сам уступал лишь тогда, когда разочарованный партнер уже собирался встать, чтобы прервать переговоры.

По словам Киссинджера, переговоры с советскими дипломатами превращались в испытания на выносливость. Нельзя было ждать уступок до тех пор, пока советский партнер не убеждался сам и не убеждал своих московских начальников в том, что другая сторона исчерпала свою гибкость. Громыко часами мог выбивать из собеседника самые крохотные уступки. Ему почти всегда удавалось сделать так, чтобы за ним осталось последнее слово, вспоминал Суходрев. Правда, Киссинджер ему не уступал, он тоже хотел, чтобы его слова завершали встречу, поэтому их беседа никак не могла закончиться.

Громыко, завершая беседу, говорил:

– Ну что же, я могу, вернувшись в Москву, доложить советскому руководству и лично Леониду Ильичу, что американская сторона считает…

И тут он начинал излагать американскую позицию, чуть-чуть приближая ее к своей, слегка играя словами. Неопытные собеседники не знали, что делать: Громыко вроде бы всего лишь повторял их слова, а в реальности немного сдвигал их позицию. В следующий раз он продолжал давить дальше, отталкиваясь от уже достигнутого. Как писала одна британская газета, его манера вести переговоры напоминала бормашину – проникающая, непрерывная и болезненная.

Однако со временем эта тактика стала оборачиваться против самого Громыко. В конце концов иностранные дипломаты сообразили, что если проявить достаточную выдержку, то можно заставить Андрея Андреевича идти на уступки. Если переговоры очень затягивались, тут уж Громыко торопился поскорее подписать соглашение. Его охватывало опасение, что в последний момент партнер сыграет с ним злую шутку и откажется от уже достигнутого, и тогда министру придется отвечать перед политбюро за провал переговоров.

Громыко учил сотрудников:

– Выполняйте инструкцию. Нет инструкции? Сидите и ждите, когда она появится.

Он пунктуально выполнял инструкции, которые фактически сам себе составлял.

Олег Трояновский:

Инструкции обсуждались на Политбюро, вносились изменения, делались замечания: нажать на такой-то вопрос, добиваться того-то. И даже если он не был согласен с такой постановкой вопроса, раз записано – он выполнял неуклонно. Сдвинуть его с этой позиции было невозможно.

Помощник президента США по национальной безопасности З. Бжезинский во время посещения позиций пакистанских войск. 28 сентября 1980

[ТАСС]

Инструкция всегда предусматривала возможность уступки, компромисса, дабы получить что-то взамен. Но министр патологически не любил переходить на запасную позицию. Хотя, не выходя за рамки инструкции, он мог согласиться на некие уступки.

Добрынин рассказывал, как предлагал Громыко:

– Андрей Андреевич, используйте запасную позицию. Я чувствую, что Киссинджер на нее согласится.

– Чувствовать мало, вы можете мне гарантировать, что он согласится?

Он без нужды затягивал дело и иной раз упускал возможность заключить соглашение на выгодных условиях, терял удобный момент – в Вашингтоне появлялся новый президент, и приходилось подписывать соглашение на куда менее выгодных условиях.

Новый хозяин Белого дома – Дж. Картер. 3 ноября 1976

[ТАСС]

Иногда министр напускал на себя суровость и бескомпромиссность, боясь, что товарищи по политбюро обвинят его в слабости по отношению к классовым врагам. Иногда он обещал Брежневу, что добьется большего, чем мог. Тогда переговоры едва не срывались, и уже самому Громыко приходилось чем-то серьезно жертвовать. «Загнанный (часто самим собой) в угол, – писал Фалин, – он не считал зазорным жертвовать капитальными ценностями».

Не хватало гибкости. Торговаться – это правильно, но надо знать меру. Погнавшись за мелочами, можно упустить главное. Дипломатические переговоры – в значительной степени шахматная игра. Дипломат мыслит подобно шахматисту: просчитывает все вероятные повороты дискуссии, чтобы добиться нужного результата. Хороший дипломат играет в шахматы, если не умеет – немногого добьется.

«Великая шахматная доска: Главенство Америки и ее геостратегические императивы» – так называется самая известная книга Збигнева Бжезинского, советника президента Соединенных Штатов Джимми Картера по национальной безопасности. Бжезинский – для советской пропаганды почти что демоническая фигура. Но не для Громыко и Добрынина. Советник американского президента приглашал советского посла домой – сыграть в шахматы партию-другую и откровенно поговорить. Збигневу Бжезинскому не повезло. Анатолий Федорович Добрынин был отличным шахматистом. Ему приходилось играть и с более сильными партнерами.

Добрынин отделял геостратегические интересы страны от идеологических лозунгов. Считал своим долгом максимально точно рассказывать о происходящем в Америке