Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов
[Из открытых источников]
В обычном человеческом общении Харитон способен умилить даже Ефима Славского. Умевший бывать крайне жёстким «будённовец» выражал свою любовь к нему по-своему: поднимал его, маленького и щуплого, и к груди прижимал. А тот смешно ногами болтал. Даже попискивал что-то. Смеялись, конечно, но искренность порыва понимали: для них, переживших, построивших, сотворивших Бомбу и всё-всё-всё, это действительно жесты братства. Когда все всё понимают – и позволяют друг другу то, что не помыслили бы даже допустить в постороннем кругу.
А сегодня пронзительный, как скальпель, ум Юлия Харитона очень нужен на подступе к термояду… Много чем хочется с ним поделиться. Во-первых, Харьков. Там настроение отличное: харьковчане, во главе с Кириллом Синельниковым, порадовали продвижением в работах по инжекции плазмы в магнитной ловушке.
Далее Капица. Хорошо с ним поговорили по ведущимся по той же теме работам. Он ещё и бросил что-то вроде шутки, что, мол, его, специалиста «по сверхнизким», мобилизуют на работы «при сверхвысоких».
И наконец, третье, быть может, самое важное в разговоре с Харитоном. В том большом совещании, где обсуждали начальные результаты, полученные на головинской «Огре», он не участвовал. А в разработках участвовать ему придётся. Видимо, вместе с академиком Леонидом Седовым, лучшим, наверное, специалистом по газовой термодинамике. Курчатов убеждал его поучаствовать в разработке вопросов турбулентности плазмы. Седов ведь и математик от Бога, вместе с Мстиславом Келдышем сложнейшие задачи решал. Юлий хорошо его знает, поскольку тот взрывами тоже занимался. Ещё в 1945 году предложил точное решение задачи о сильном взрыве и распределении газодинамических величин за фронтом ударной волны.
Наконец, хотелось доверительно переговорить о Щёлкине. В принципе, Игорь Васильевич принял решение пригласить его в институт, чтобы тот возглавил экспериментальную часть исследований по термоядерному синтезу. Запараллелить и тем усилить Головина с Андриановым. И тот согласился, причём с радостью. А что Харитон на этот счёт думает?
И кстати, интересно мнение главного нашего «бомбиста» о тезисах доклада, что поручено подготовить для Хрущёва к четырёхсторонней встрече в Париже руководителей СССР, США, Великобритании и Франции. Что он думает насчёт запрета ядерных испытаний на земле, в воздухе и под водой?
В общем, разговор предстоит обстоятельный. Можно на эту вот скамеечку присесть. Снег вот только смахнём…
Эпилог
В чём феномен Игоря Курчатова?
Игорь Васильевич Курчатов скончался внезапно, неожиданно, даже – нечестно. Страдал от гипертонии, лежал с инсультами – а погубил его тромб. Эмболия сердца. Мгновенная смерть прямо на той самой лавочке, где он предложил Харитону присесть, чтобы обсудить недавние результаты.
Не все, разумеется, были допущены к этой информации, и по институту ещё несколько лет ходила байка, будто его основатель заснул и не проснулся.
Хорошая смерть…
Но в любом случае смерть – это итог. Точнее, подведение итогов. «Если ты, человек, так бесследно уйдёшь, – для чего ты живёшь?» – как пелось в хорошей песне той эпохи.
Для чего жил Игорь Курчатов?
Наука – это такое же квантовое поле, как сама жизнь. В ней, как ни парадоксально на взгляд внешнего по отношению к ней человека, нет определённости. В ней можно разработать теорию всего для своего времени, сидя в саду на лавочке и породив легенду о свалившемся на голову яблоке – озарении. Можно проводить множество опытов, открывая кучу эффектов, природы которых сам не понимаешь, – и тоже остаться в истории великим учёным.
А можно остаться в истории таким, каким остался Игорь Васильевич Курчатов.
Не «отцом советской атомной бомбы».
Хотя он был именно им.
Не создателем отечественной атомной промышленности.
Хотя именно он её создавал.
Не родоначальником многих научных направлений и производственных отраслей.
Хотя именно под его руководством они возникли.
Курчатов остался в истории лучшим в мире организатором науки.
Давайте просто сравним.
Начнём с того, что американцы свою атомную бомбу вовсе… не делали! Её сделали для них. Сделали германские, итальянские, английские, частично даже русские учёные. Но дело не в национальности, конечно, тем паче что подавляющее большинство этих учёных были этническими евреями, а просто в том, что американцы пользовались интеллектуальным потенциалом практически всей мировой науки. На них работала сборная мира учёных-ядерщиков, с полутора десятками нобелевских лауреатов в основном составе.
Эта сборная мира работала в богатейшей стране мира, не разрушенной вой-ною, а только заработавшей на ней. Поэтому США могли себе позволить всё.
Два миллиарда на атомную программу? Громадная сумма, сегодня это было бы, согласно американским же инфляционным калькуляторам, в районе 34 млрд долларов. Но на фоне американского ВВП в 210 млрд долларов в 1945 году (1474 млрд долларов в ценах 1990 года, подсчёт американского учёного [339]) это представляется сущей мелочью. Один процент!
Притом что ВВП США непрерывно рос с 943 млрд долларов в предвоенном 1940 году.
На советский Атомный проект работали только советские учёные – разве что с полезным, но принципиально не многое добавлявшим вкраплением перехваченных по итогам войны немецких исследователей.
«Советская сборная» работала в условиях, когда ВВП СССР с того же предвоенного показателя 1940 года упал с 417 до 343 млрд долл. в 1945 году. И денег взять было неоткуда: Россия в годы войны, в отличие от Америки, не могла заработать на экспорте оружия, материальных и продовольственных товаров, боеприпасов, кораблей и прочего. Наоборот, она это всё покупала. И платила. Золотом. Или получала ленд-лизом, то есть с отложенным расчётом, – но отложенный долг всё равно долг.
Добавить к этому стоимость всего разрушенного войною в Союзе – 128 млрд долларов, – а также голод 1946–1947 годов, унёсший минимум 2 млн жизней, и картина станет полностью объёмной.
А чтобы она ещё и цвет приобрела, напомним, что годовая смета Лаборатории № 2 составляла в 1944 году 5 млн рублей! Меньше миллиона долларов по тогдашнему курсу!
И тем не менее Игорь Васильевич Курчатов сумел сделать так, чтобы в столь чудовищно неравном положении советские учёные очень быстро – быстрее, чем ожидали тогда все понимающие положение вещей специалисты, – догнали американских.
Как это удалось Курчатову?
Быть может, ему помогла выдающаяся научная компетентность? Проницательность? Гениальность, наконец? Или он добился всего благодаря государству?
Да, после 1945 года и по 1953‐й включительно капиталовложения в предприятия атомной промышленности СССР вкупе с капиталовложениями в зарубежные уранодобывающие предприятия составили 33,050 млрд рублей. И эти деньги вложило государство.
Но, во-первых, в исследования «сборной мира» в Лос-Аламосе тоже не частные лица по подписке вкладывались.
А во-вторых, в то время государством СССР управляли такие умные, сильные и безжалостные хищники политических джунглей, как Сталин и выращенные (подойдёт также слово «выжившие») при нём кадры. И то, что эти политические тираннозавры выделяли в обескровленной стране такие деньги на научный проект под руководством Курчатова, наверное, говорит