Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

а его жену Ваньжун. В книге Мурамацу в последний момент возникает заминка, когда Ваньжун понимает, что забыла свою любимую итальянскую собачку, и за ней приходится вернуться. Кто знает, произошло ли это на самом деле? Мурамацу писал свою книгу в 1932 году, тогда же, когда имели место описанные события. В книге Ёсико, которая написана пятью годами позже, история из романа повторяется едва ли не дословно, только на месте Ваньжун оказывается Пу И.

Достоверно неизвестно даже, она ли была тем лихим водителем в охотничьей кепке. Но японская тайная полиция в Шанхае отправила Ёсико в Тяньцзинь уговорить упиравшуюся императрицу последовать за мужем в Маньчжоу-го. То, что Ёсико помогала японцам в этих авантюрах, не выдумки. Почему она это делала, уже не так ясно. Она, безусловно, считала, что китайцы – ни националисты, ни коммунисты – не поддерживают Маньчжурию в ее борьбе за независимость, и часто называла себя «маньчжурской Жанной д'Арк». Или же так она хотела воплотить свой идеал героини, переодетой в мужской костюм.

Отделить факты от вымысла в жизни Ёсико трудно, потому что ее патологическая ложь слилась с пропагандой, которую транслировали японские СМИ и еще больше приукрасил Мурамацу в заказанном ею романе. Японцы, несомненно, пользовались ее высоким статусом маньчжурской принцессы, чтобы представить военное вторжение в Китай благородным освобождением маньчжуров и монголов от свирепой китайской военщины, а потом и освобождением всех азиатов – от нечестивых западных империалистов.

Устав от провинциальности Даляня, в 1931 году Ёсико переехала в Шанхай, где производила фурор, танцуя в мужских вечерних костюмах в дансингах и ночных клубах. Вот она получает первый приз на конкурсе вальса в отеле «Астор-хаус», а вот налаживает связи в отеле «Катай» на Бунде с международными агентами и политическими игроками – из Китая, России, Японии. Она часто не спала всю ночь в окружении небольшой свиты из женской прислуги, не скупясь на чаевые, которые доставала из толстых пачек купюр, развлекалась на полную катушку с русскими куртизанками, китайскими танцовщицами «напрокат» и японскими военными в разных заведениях вроде «Блюбёрд» на улице Сичжан. В ее квартире все было уставлено куклами и увешано изображениями японских красавиц, по утрам она просила прислугу будить ее «Лунной сонатой» Бетховена, а потом включать джаз. Чтобы проникнуться ее атмосферой для вдохновения, Мурамацу несколько месяцев жил с Ёсико, отбиваясь от ее сексуальных поползновений – по крайней мере, по его словам. Его роман хотя бы искусно написан. История же самой Ёсико о ее шанхайской жизни напоминает нелепое бульварное чтиво. События вращаются вокруг вымышленного ночного клуба под названием «Романси», сложенного из первых слогов трех стран – России, Маньчжурии и Китая, – откуда приехали его владельцы. По описанию они напоминают карикатуры из японской пропаганды: белый русский офицер, который ненавидит коммунистов; маньчжур, который ненавидит китайских националистов; и китаец, который ненавидит полевых командиров. Всех их объединяет благородный японец, отвергший прежние левацкие идеалы. И все сходятся в том, что Япония – единственная страна, способная принести в Азию мир и процветание.

Когда именно и как Ёсико начала активно работать на японскую разведку, не ясно. После войны она отрицала любые обвинения в шпионаже и все истории, которые они так старательно распространяли на пару с ее шанхайским биографом. Никто тем не менее не опровергает ее страстных взаимоотношений (с его стороны – несомненно) с руководителем японской агентуры и военным заговорщиком Рюкити Танакой.

Человек с нестабильной психикой и длинным послужным списком мимолетных романтических интрижек, одна из которых едва не завершилась двойным самоубийством, Танака был карикатурным образом японского военного преступника: коренастый, с бычьей шеей, круглым лицом, узкими тонкими губами и подозрительными глазками. Когда он давал показания военному суду в Токио, один американский журнал назвал его Монстром. Мурамацу говорил, что тот «чуть не в себе», и старался не попадаться ему на глаза. Он считал, что те самые толстые пачки денег, которые носила с собой Ёсико, давал ей Танаку. По его же словам, у него на глазах разворачивались сцены, когда мазохист-Монстр на коленях ползал у ног переодетой в мужчину «госпожи», пока та бранила его за какие-то прегрешения.

Танака с гордостью появлялся в свете в компании маньчжурской принцессы и, возможно, поэтому был готов потакать ее прихотям. Однако он также считал ее полезным для Японии агентом. Ёсико оплачивали уроки китайского и английского, чтобы она лучше использовала связи в Шанхае и снабжала японцев секретными данными. Как и многие патологические лжецы, Ёсико бахвалилась знакомством с влиятельными людьми. Кого-то она действительно знала. Дансинги Шанхая были идеальным местом применения ее коммуникативных талантов. Вероятно, она передавала информацию о нескольких лидерах Китайской националистической партии (Гоминьдана). Когда китайское руководство узнало об утечках, Ёсико помогла нескольким своим информаторам выбраться из Шанхая. За эти достижения в японских военных и журналистских кругах она получила свое новое прозвище – «восточная Мата Хари».

Подробности шпионской деятельности Ёсико до сих пор окутаны туманом. Однако большинство тех, кто изучал ее биографию, утверждают, что она сыграла серьезную роль в таком отвратительном эпизоде, как Шанхайский инцидент. События произошли в 1932 году, спустя четыре месяца после Мукденского инцидента. Танака получил телеграмму из штаб-квартиры Квантунской армии. В Маньчжурии дела обстоят хорошо, говорилось в сообщении, но, как и ожидалось, Мукденский инцидент вызвал нежелательную международную критику и антияпонские протесты в Китае. Пора принять какие-то меры. Ради независимости Маньчжоу-го следует отвлечь внимание мировой общественности, например, громким инцидентом в Шанхае.

Известно следующее: 18 января группа воинственных японских буддийских монахов прошли маршем с барабанами по китайскому рабочему кварталу, где рядом с фабрикой «Санью», производившей полотенца и считавшейся цитаделью коммунистов, на них напали хулиганы. Двух монахов тяжело ранили, один погиб. В отместку группировка японских боевиков подожгла фабрику. Китайцы в других районах города вышли на массовые демонстрации, призывая к бойкоту японской продукции. Японцы обнародовали ультиматум Шанхайскому муниципальному совету, требуя полной компенсации ущерба японской собственности, публичного осуждения китайской агрессии и активных шагов по предотвращению дальнейшей эскалации антияпонских протестов. Совет согласился. Но десять дней спустя, якобы во имя безопасности японских граждан, самолеты, взлетавшие со стоящего в заливе японского авианосца, стали бомбить густонаселенные китайские жилые кварталы. Иностранные жители города наблюдали эти бомбардировки с балконов своих офисов и отелей на Бунде. Это был первый случай террористических бомбардировок, стратегия, первоначально использованная в Китае, потом в Европе и, наконец, при ядерной бомбардировке двух японских городов в 1945 году. Город наводнили тысячи японских солдат. Армия Чан Кайши оказывала сопротивление. В ответ появлялось японское подкрепление. В конце концов было объявлено перемирие,