Неуловимые - Михаил Сидорович Прудников
В каждом из них были партийная и комсомольская организации. Точнее, формированию отряда предшествовало создание партийной и комсомольской организаций. Райком рекомендовал поступать именно так, и опыт показал, каким ценным является этот совет. Когда отряд начинал действовать, его командование сразу же получало большую помощь от сплоченного коллектива коммунистов и комсомольцев. Политическая работа быстро приобретала широкий размах, и легче преодолевались трудности суровой партизанской жизни.
Наш московский отряд, значительно пополненный местными коммунистами и комсомольцами, находился при штабе группы и стал называться штабным. Командиром его назначили бежавшего из плена Василия Яковлевича Гриненко.
Восемнадцатого июня я издал приказ, в котором предусматривалась организация в отрядах разведывательно-подрывных групп, указывались районы их действий.
Подпольщики сообщили, что командование Полоцкого гарнизона готовит против нас крупную операцию. Нужно было побыстрее подготовиться к отражению врага. Приказом № 2 опытным бойцам предлагалось помочь новичкам скорее освоить методы партизанской борьбы.
Мы усилили разведку. На всех направлениях, где следовало ожидать противника, выслали специальные группы. Они получили задание обнаружить противника не менее чем за десять километров от расположения отрядов.
Двадцать первого июня мы отправили в Москву шифрованную радиограмму: «Организовано семь отрядов. Всего людей около семисот. В сорока населенных пунктах, по существу, народная власть. В селах и деревнях партизанские семьи охраняются партизанами и созданными группами самообороны. С целью затруднить проникновение немцев в партизанский район взорвано и сожжено двадцать мостов, созданы заминированные завалы. Организацию отрядов, несмотря на сильное противодействие гитлеровцев, продолжаем».
Земля под ногами оккупантов начинала гореть. Она еще не пылала ярким пламенем, но во всяком случае огонь появился.
Таких не сломить!
1
Боевые друзья — разведчики-подпольщики, товарищи, бежавшие из фашистского плена, рассказывали нам о страшных преступлениях гитлеровцев. Враг не гнушался никакими средствами, чтобы сломить дух советских людей. Но и в условиях кровавого фашистского террора, под пытками и пулями, наши люди до конца оставались советскими патриотами.
Двадцать пятого июня карательная экспедиция, двигавшаяся со стороны Невеля, приблизилась к партизанским селам.
У деревень Козьи Горки, Сухой Бор, Поташенки наши отряды встретили противника довольно интенсивным огнем. Фашисты попробовали нас окружить, но мы, усилив фланги, отбили атаки. Тогда немцы залегли. Стрельба стихла. Стало ясно: враг что-то замышляет.
Через некоторое время разведчики донесли: к нашим позициям приближаются толпы людей в гражданской одежде.
Сначала было неясно, кто это идет. Возможно, полицейские: гитлеровцы нередко посылали их впереди себя. Но вскоре прибежавший из засады Борис Табачников, сильно волнуясь, доложил:
— Товарищ капитан, народ гонят! Народ из соседних деревень!
И вот перед отрядом, в котором я находился, появилась толпа стариков, женщин и детей. За их спинами мелькали каски немцев. Раздавались выстрелы. Это убивали тех, кто останавливался.
Мы знали, что фашисты пользуются самыми бесчеловечными приемами, но в тот момент были потрясены.
Как сообщили связные, то же самое происходило и перед позициями других оборонявшихся отрядов.
Я приказал всем партизанам отойти на северо-запад, не открывая огня.
Воспользовавшись этим, гитлеровцы ворвались в деревни Козьи Горки и Поташенки и расстреляли там двадцать два человека.
Над отцом, матерью и сестрой нашего партизана Алексея Павловича Янусова палачи учинили зверскую расправу. Они потребовали от Янусовых рассказать все, что им известно о партизанах. Но мужественные патриоты не проронили ни слова. Тогда немцы посадили их в погреб.
— Ничефо, — сказал гестаповский офицер, — сафтра будем лутше говориль.
На другой день два фельдфебеля вывели арестованных на улицу и на глазах у отца и матери стали избивать их дочь Акулину резиновыми палками, специально изготовленными в Германии для расправы с советскими людьми. Офицер наблюдал за экзекуцией, откинувшись на спинку стула и аппетитно затягиваясь ароматной сигаретой. После каждых десяти ударов он вежливо кланялся старикам и с улыбкой спрашивал:
— Будем говориль? Нет? Кароший девочка, а папа-мама некарош — девочка не жалейт.
Но отец и мать молчали. Стиснув зубы, молчала и Акулина. Когда от нестерпимой боли она теряла сознание, ее приводили в чувство, обрызгивая водой. И снова в воздухе мелькали резиновые палки. И снова та же гнусная улыбка.
— Папа-мама, ай-ай, некарош. Будем говориль?..
Потом по приказу гестаповца град ударов обрушился на стариков. А офицер обратил свой взор на едва живую Акулину.
— Девочка некарош. Не жалейт папа-мама. Будем говориль?
Еще день — новые пытки. Девушку вывели и посадили так, чтобы отец и мать видели ее обнаженную спину. Девичья спина была изуродована: исколота, изрезана, вспухла от ран. А где же длинные косы Акулины? На голове у нее почти не осталось волос. Мать закричала, закрыла лицо руками.
— Сачем так? — гестаповец улыбнулся. — Мама надо смотрейт на дочка. — И он кивнул своим помощникам. Те бросились к старухе, оторвали ее руки от лица.
Но и от этих страшных мучений не дрогнули сердца патриотов.
— Нох айн момент! — Офицер вскочил со стула, театрально поднял руку и что-то скомандовал своим подручным.
Один из них взял девушку за плечи, а другой стал поворачивать ее голову в сторону.
— Красивый головка, — сказал гестаповец. — Будем поворачивайт, пока папа-мама не будет говориль.
Однако все по-прежнему молчали.
— Капут! — с пеной у рта закричал палач.
Раздались три выстрела. Мучения кончились.
Пусть запомнит читатель этих гордых советских людей из маленькой белорусской деревни Поташенки — Акулину Павловну, Павла Васильевича и Марию Семеновну Янусовых. Непоколебимой стойкостью своей они заслужили бессмертную славу.
* * *
Дорого заплатили каратели за свои зверства. Мы организовали засаду около деревни Таковенец, подстерегли возвращавшихся к себе в гарнизон фашистов и уничтожили восемь автомашин с семью десятками солдат и офицеров противника.
Это взбесило оккупантов. Через несколько дней на нас двинулась вторая экспедиция, на сей раз с артиллерией.
По пути гитлеровцы грабили население беззащитных сел, отбирали все, что только можно было взять, — остатки одежды, обуви, постельных принадлежностей, угоняли скот.
Наши отряды встретили врага в трех километрах северо-западнее Дретуни. Завязался бой. Мы потеряли несколько человек. Отличный сапер и бесстрашный воин Лев Константинов получил тяжелое ранение. Но противник понес гораздо больший урон. Действуя в разных направлениях мелкими группами, партизаны наносили фашистам весьма чувствительные внезапные удары.
В конце концов каратели вынуждены были отступить, бросив подбитые машины, подводы с награбленным имуществом и стадо — тридцать три коровы.
Надо вернуть жителям их добро. Но где искать владельцев? От Невеля до Дретуни много