Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский
Мы с Лебедевыми всегда готовы были прийти на выручку. Трогательные штрихи наших отношений. Когда у моего отца возникли проблемы с записью в научный зал библиотеки Ленина, Генриэтта Владимировна дала ему бумагу о том, что он ведет работу по заданию Областного архива Рязанской области. Когда в 1980-е годы я работал над научной биографией уроженца Рязани выдающегося математика, академика А. А. Маркова, моя бывшая соседка по дому помогала с поиском нужных материалов.
Свою книгу «Стойкость» мой отец подарил нашей ближайшей соседке по дому с надписью: «Милой соседке Ретте Лебедевой и директору архива Г. В. Лебедевой с благодарностью за полезные советы и интересные фонды. 2.8.1970».
Долгие годы после отъезда и в 21 веке по приезде в Рязань я всегда ее навещал, дарил свои книги.
Теперь всякий раз, приехав в город своего детства Рязань, с железнодорожного вокзала я сразу направляюсь на Новогражданское кладбище, после посещения могилы родителей иду в другую часть некрополя и отдаю долг памяти семейному захоронению, где нашли упокоение Владимир Клавдиевич, Анна Ивановна, Марк Владимирович и Генриэтта Владимировна Лебедевы. Дальше мой путь лежит на старейшее в городе Лазаревское кладбище. Хотя могила моих дедушки и бабушки Карновских не сохранилась, мне есть кому поклониться и здесь. Прежде всего, это Екатерина Ивановна и Аполлон Лебедевы.
В квартире 4 жила наша семья. В начале 1930-х это были Прасковья Гавриловна с Иваном Ивановичем Волковским, Зоя Евгеньевна с Николаем Ивановичем Мирошниковым и родившимся в 1934-м Феликсом. В конце 1930-х офицер МВД Н. Мирошников получил назначение в город Жиздра Калужской области и отбыл к месту назначения.
Затем после окончания медицинского института вернулась из Москвы моя мама, а затем появился я. Поскольку о жильцах квартиры 4 много говорится в других частях книги, двинемся по общему коридору дальше против часовой стрелки.
В квартире 5 проживала никогда нигде не работавшая пенсионерка Наталья Петровна Ларькина. Когда-то она жила с мужем и в их квартире шли бесконечные «бои без правил». Я этого не застал. В мою бытность она жила одна, если не считать дворняжки, которой она дала кличку Нелли (?!). Единственное, чем запомнилось это существо (имею в виду хозяйку, а не ее собачонку), – необычайной крикливостью.
Просуществовать на крошечную пенсию было очень трудно, и она за небольшую мзду пускала квартирантов, вместе с которыми и выпивала. Как правило, это были студенты находившегося напротив нашего дома сельскохозяйственного института.
Добрались мы, таким образом, до квартиры 6. Здесь главой семьи была Татьяна Ивановна Музюкина (1901–1976; в девичестве Зотова). Она была и ответственной за дом. Не знаю, как называлась ее полуофициальная должность, занимаемая на общественных началах, но, если требовалось подать, например, заявку от имени жильцов, дело вела Татьяна Ивановна.
Ее муж – Александр Григорьевич Музюкин (1903–1966) работал завхозом-кладовщиком в больнице им. Семашко, отвечал за обеспечение больных питанием. У этого деятеля согласно пословице «амбиции не соответствовали амуниции», и я придумал для него прозвище «Заслуженный кладовщик республики». Одним словом, противный был мужик: жуликоватый, постоянно боявшийся ревизии, и, судя по всему, он имел основания для этого.
Одна из проверок выявила большую недостачу, Музюкина даже привлекли к суду. Кончилось это инфарктом, и умер он практически мгновенно от геморрагического инсульта. Жили Музюкины в достатке. Генриэтта Владимировна Лебедева как-то поделилась воспоминаниями: во время войны карточная система распределения продуктов не мешала Музюкиным устраивать пиры.
С супругами Музюкиными жил холостой брат Татьяны Ивановны – Александр Иванович Зотов (1905–1969). В отличие от своего зятя, был незлобным и довольно простодушным. Когда-то поступил в учительский институт и вроде бы получил диплом преподавателя математики в 5–7 классах школы, но не помню, чтобы он работал по специальности. Трудился ночным сторожем. На моей памяти с ними жила и мама Зотовых – старейшая жительница дома. Умерла в 1950-е годы в весьма преклонном возрасте (около 90 лет).
Зотовы и Музюкины были родом из села Солотча под Рязанью. Наши соседи страдали каким-то психическим заболеванием. Хотя недуг и носил у них легкую форму, Зотовы, как говорили, по этой причине и не решались иметь детей. Осмелился их самый младший брат Серафим, живший отдельно, у которого был сын Владимир (р. 1946). Вова Зотов часто навещал свою тетю Таню, она любила племянника как сына.
Возможно, сельское происхождение Музюкиных способствовало их просто болезненной аккуратности, которая не выглядела показной. Татьяна Ивановна постоянно занималась уборкой, стиркой, глаженьем и т. п. И действительно, дома у них была всегда идеальная чистота. Они любили возиться в земле, и их садовый участок площадью не более одной сотки был тщательно обухожен, все цветы вовремя политы. Более того, они единственные в нашем доме, кто мог собирать скромный, конечно, но все же урожай яблок, груш и черной смородины.
Татьяна Ивановна по темпераменту была холерик. Если другие жильцы относились к выходкам Н. П. Ларькиной спокойно по поговорке «собака лает – ветер носит», то Татьяна Ивановна вступала в перепалку, стараясь перекричать «оппонента». Т. И. Музюкина обладала качествами лидера. Она была предводителем для домочадцев и полагала, что и соседям следует ее слушаться для их же пользы.
Память о Татьяне Ивановне осталась у меня противоречивой. С одной стороны, она была мне «тетей Таней», хорошо относилась к детям, любила маленького Феликса Мирошникова, с подчеркнутым уважением всегда говорила о моем отце. С другой, были не лишена зависти к самым скромным успехам других, не останавливалась перед возможностью доставить мелкую неприятность словом, а то и делом. Была, мягко говоря, не слишком искренна. Например, в лицо рассыпалась в комплиментах Лебедевым, а за глаза называла «мгбешниками».
И все же она запомнилась мне доброй и несчастной. Жизнь ее сложилась так, что профессию не приобрела, нигде и не работала, получала минимальную, положенную домохозяйке пенсию. Находиться на иждивении доставшегося ей муженька в обстановке постоянного страха разоблачения было ой как не сладко.
В начале 1970-х годов остатки семьи Лебедевых, наконец, получили квартиру, моя мать переехала в Москву. Татьяна Ивановна оставалась единственной, кто проживал в доме во время моего раннего детства. Последний раз я видел ее весной 1976 года. Похоронив в 1960-е годы мужа и брата, она как будто почувствовала себя свободнее. Увидев моего трехлетнего сына, выдала комментарий в своем духе, сказав, что он на меня совсем и не похож.
Ее очень тревожило принятое решение о постановке дома на капитальный ремонт – событие, которого жильцы ждали несколько десятилетий. Предстоящий переезд во временное жилье ее страшил. «Тебе хорошо», «Рете Лебедевой хорошо», – повторяла она.
