Андрей Туполев. Полет продолжается - Евгений Васильевич Шишкин

Почти за двадцать часов несчастливого полета и после окончания его возникло множество вопросов, требующих обязательных и точно обоснованных ответов. К главным из них относились: почему вдруг из-под левого крыла появилась толстая струя масла? Из-за чего перерасход превышал норму во много раз? Почему при выключении навигационных огней в левом крыле АНТ-25 вспыхнули ракеты Холта (для освещения местности) и, развив температуру свыше 2000 градусов, прожгли лонжероны самолета, вывалились на землю и подожгли перкалевую обшивку крыльев, пропитанную бензином при сливе нескольких тонн горючего в воздухе перед посадкой самолета на аэродром Кречевицы? Третьей зловещей загадкой оказалось полное отсутствие аппетита у всех членов экипажа в течение трех суток.

Почему все это произошло, никто, в том числе члены правительственной комиссии и даже главный конструктор машины, ответить сразу не сумели.

У испытателя этой машины М. М. Громова ничего подобного не появлялось, а ведь он осенью 1934 года на АНТ-25 вместе с товарищами Филиным и Спириным в заключительном полете за 75 часов прошел 12 411 километров пути по замкнутому маршруту…

Неужели переделки, произведенные на громовской машине, чтобы превратить АНТ-25 в арктический вариант, где-то что-то нарушили, а мы с Леваневским не смогли это обнаружить?»

Как известно, уже утром на аэродром Кречевицы, где приземлился Леваневский, прилетела авторитетная комиссия в составе Туполева, Архангельского, Чкалова, других авиационных специалистов.

Увидев на аэродроме АНТ-25 с обгоревшей консолью, комиссия забеспокоилась, но оказалось, что пожар возник уже на земле, из-за ошибки одного из членов экипажа, но был быстро потушен вовремя подоспевшими красноармейцами. Стали взвешивать оставшееся масло, чтобы определить, сколько его потеряли. Но потеря масла была столь незначительна, что на аэродромных весах определить ее не удалось.

Туполев считал, что и при таком повышенном расходе масла на перелет хватит. Как показал послеполетный анализ, он был прав. Однако окончательное решение было за командиром корабля, и он его принял…

Позднее Туполев скажет: «И все-таки, я не знаю, для чего требовалось больше мужества: продолжить полет или вернуться?»

Это был серьезный провал в эксплуатации АНТ-25. Но самое главное – незаконченным перелетом остался недоволен И. В. Сталин. Летчика Леваневского он ценил и доверял ему. Тогда кто ж виноват?

Сталин собрал всех работавших над АНТ‐25 на заседание в Кремле.

По воспоминаниям Г. Ф. Байдукова:

«Выступил Сигизмунд Леваневский: “Товарищ Сталин, я хочу сделать официальное заявление. – И посмотрел на Молотова, который что-то писал в тетрадке. Наверно, Леваневский решил, что Вячеслав Михайлович протоколирует заседание, что вряд ли, конечно, было, но он стал говорить в его сторону. – Я хочу официально заявить и прошу записать мое заявление. Я считаю Туполева вредителем. Убежден, что он сознательно делает самолеты, которые отказывают в самый ответственный момент”.

Туполев был здесь же, за столом. Побелел.

В то время люди мыслили по-иному. Сделал неудачную вещь – враг. Леваневский был, конечно, выдающийся летчик, но ему не везло…»

Все описанное Байдуковым заседание Туполев был бледен, тяжело дышал. Такой стресс, такие громкие обвинения и для здорового человека не могли пройти бесследно. Большим потрясением для Андрея Николаевича было то, что под удар поставлена честь цаговцев, что наглая клевета может лишить их работы. В конце заседания Андрею Николаевичу и вовсе стало плохо, вызвали врача.

«Я никогда прежде и потом не видел таким рассерженным Сталина, хотя не раз встречался с ним, – рассказывал Байду-ков. – Сталин резко настаивал на том, чтобы мы не мучились, а поехали в Америку и купили там нужную для перелета машину». И хотя, по воспоминаниям Георгия Филипповича Байдукова, ему удалось «защитить» перед Сталиным самолет АНТ-25 как машину надежную и лучшую для того времени Леваневский отправился закупать самолет для рекорда в США. И все же Байдуков, которого поддержал и Алкснис, верили в машину Туполева.

«Я понял, что начальник Воздушных Сил РККА, железной воли коммунист, сделает все необходимое для поддержания престижа своей страны, – рассказывал Байдуков. – Яков Иванович оказался прав. Мы довели АНТ-25 до высокой кондиции. Затем организовали новую тройку… Заразили В. П. Чкалова идеей слетать на одномоторной машине в Америку через Ледовитый океан. Но Сталин неожиданно для Чкалова, Белякова и меня в 1936 году поставил задачу: лететь нам не через полюс в США, а совершить беспосадочный перелет из Москвы до Петропавловска-Камчатского и там произвести посадку.

У нас же был свой план – долетев до Петропавловска-Камчатского, повернуть от него в Охотское море и лететь через Сахалин до Читы или в крайнем случае до Хабаровска…

И вот что из этого вышло…

Охотское море. Облачность. Чрезвычайно интенсивное обледенение. Чкалов и Беляков советуют мне спуститься к поверхности моря, не доходя до Сахалина. Я снизился, чуть не врезавшись в бушевавшие волны “разбойничьего” моря. Высота нижней кромки облачности колеблется от 50 до 25–30 метров. Передаю штурвал командиру – великолепному мастеру бреющего полета. Чкалов проходит точно над городом Охой на Сахалине. Как намечено на карте перелета, мы с Беляковым предлагаем войти в устье Амура и далее к Николаевску-на-Амуре, откуда возьмем курс к Хабаровску, где произведем посадку.

Чкалов согласен – он только кивнул мне головой, не отрывая глаз от волн кипевшего Татарского пролива. АНТ-25 часто вздрагивает от ударов брызг и пены моря. Так низко летим. С Шантарских островов тянется пелена тумана, и видимость впереди не превышает метров 500. Ко всему прочему минут через 30 наступит полная темнота. Беляков старается уточнить курс, чтобы попасть в середину широкого устья, но на бреющем полете трудно измерить угол сноса по кипящему от шторма морскому проливу. Дождь, туман, темень. Ах, какой великолепный мастер сидит за штурвалом гигантского АНТ-25!

«Сталинский маршрут» на АНТ-25. А. В. Беляков, В. П. Чкалов, Г. Ф. Байдуков

1936

[Из открытых источников]

…И вот слышу, передают: “Немедленно произвести посадку. Орджоникидзе”.

Показываю телеграмму штурману. Беляков отвечает:

– Правильно сделал, что передал о тяжелой обстановке. Сейчас буду искать карты других масштабов, чтобы сообразить, где же мы можем приткнуться…

Пробираюсь к Чкалову и вижу, как трясется в его могучих руках штурвал.

– Вниз, командир! На хвост жутко смотреть – того и гляди отвалится… Приказано садиться!

– Да я понимаю… Еле удерживаю штурвал… Пойдем вниз… Еще попробуем протиснуться в устье Амура. Давайте поточнее курс!

Чкалов начал круто снижаться, а мы с Беляковым вычисляем курс на вторичный вход в Амур. И снова АНТ-25 над бурунами взбесившегося Татарского пролива.

Я сижу за спиной Чкалова и удивляюсь его спокойствию.

– Не пройдем дальше, – говорю командиру. Чкалов осторожно разворачивается к Татарскому проливу. Беляков подходит с картой и