Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин
В НАТО приняли Турцию и Грецию. Сформировали Объединенные вооруженные силы. К началу корейской войны блок имел четырнадцать «недоукомплектованных и плохо оснащенных дивизий» – по оценке российских историков (Военно-исторический журнал. 2007. № 9). Среди них всего две американские. А к концу войны в Европе расквартировали шесть американских дивизий. Войска НАТО были полностью укомплектованы и оснащены для ведения боевых действий.
Ссылка в Лондон
При Вышинском в 1952 году дипломатам передали высотную новостройку на Смоленской площади, где они располагаются и поныне.
Министр приноравливался к графику Сталина, поэтому рабочий день Вышинского начинался в одиннадцать утра, а заканчивался в четыре-пять утра следующего дня. Совещания проходили ночью, когда люди мало что соображали. Громыко на здоровье не жаловался и выдерживал тяжелый ритм. И не менее тяжелый характер министра.
Сам Вышинский был исключительно работоспособен. К тому же он смертельно боялся отсутствовать на рабочем месте – вдруг понадобится Сталину. Существовал такой порядок: если звонит вождь, всем полагалось немедленно покинуть кабинет министра. Несколько раз он звонил во время заседаний коллегии МИД. Вышинский неизменно вставал и говорил:
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
Члены коллегии немедленно вскакивали со своих мест и бросались к двери, чтобы оставить министра одного. Но дверь узкая, сразу все выйти не могли. Тому, кто выходил последним, Вышинский своим прокурорским голосом потом говорил:
– Я замечаю, что, когда я говорю с товарищем Сталиным, вы стремитесь задержаться в кабинете.
Дипломатов учили основному правилу: не высовывайся! Главное – исполнительность и никакой инициативы. И атмосфера абсолютной секретности. Молодой тогда дипломат Всеволод Дмитриевич Ежов рассказывал мне, как ему в руки попала бумага, полученная дипломатической почтой из Праги: «Из дневника посла СССР в Чехословакии. Запись беседы со шведским послом». Вся запись состояла буквально из одной строчки: «Сегодня во время прогулки на улице я встретил шведского посла. Мы поздоровались и разошлись». Ежов удивленно поинтересовался у старшего коллеги:
– А зачем он это сообщает?
– На всякий случай.
– А зачем гриф «секретно»?
– Так положено. Бумажке грош цена, а если ее ветром на улицу выдует, лучше сам за ней бросайся – посадят.
Сотрудников министерства предупреждали: о работе ни с кем не говорить, ни с родными, ни с друзьями. Да они и без таких предостережений чувствовали, что дипломатическая служба – дело весьма опасное.
14 ноября 1949 года политбюро приняло решение о чекистском обслуживании аппарата Министерства иностранных дел: «В связи с тем, что работники министерства иностранных дел по роду своей службы поддерживают связь с иностранцами, считать необходимым возложить на МГБ чекистское обслуживание аппарата МИД».
– У нас совсем не было ощущения, что мы участвуем в важном государственном деле, – говорил мне Всеволод Ежов, – напротив, мы занимались какими-то мелкими делами. Вопрос о выплате польскому крестьянину компенсации за то, что на маневрах советский танк разворотил ему забор, решался подписью Сталина.
Руководители министерства тоже особыми полномочиями не пользовались. Но Громыко был у вождя в фаворе. В 1952 году Андрея Андреевича впервые избрали делегатом партийного съезда. В нарушение устава съезды не собирали много лет. Предыдущий ХVIII съезд состоялся еще в марте 1939 года.
ХIХ съезд открылся 5 октября 1952 года, в воскресенье, в семь часов вечера. Вступительную речь произнес Молотов, которого не слишком осведомленное население страны по-прежнему считало вторым человеком после Сталина. Вячеслав Михайлович и предположить не мог, какой неприятный сюрприз ожидает его после съезда.
Молотов попросил почтить память умерших товарищей. Напомнил о враждебном капиталистическом окружении, о том, что империалистический лагерь готовит новую мировую войну, но успокоил делегатов:
– Наша партия пришла к ХIХ съезду могучей и сплоченной, как никогда.
И закончил словами:
– Да живет и здравствует многие годы наш родной, великий Сталин!
Все выступления на съезде завершались здравицами вождю. Делегаты автоматически поднимались и аплодировали. Речи были на редкость серыми и скучными, ни одного живого слова. Сидевшие в зале следили, кому и когда предоставляют слово (это свидетельствовало о положении в иерархии власти), кого критикуют и кого хвалят.
Сталин, уже физически ослабевший, отказался делать основной доклад. Отчет ЦК вместо него прочитал Георгий Маленков. Он был одновременно и секретарем ЦК, и заместителем председателя Совета министров, в аппарате воспринимался как заместитель Сталина. Он подчеркнул возрастающую опасность со стороны Запада:
– Мы оказались бы безоружными перед лицом врагов и перед опасностью разгрома, если бы не укрепляли наше государство, нашу армию, наши карательные и разведывательные органы.
Маленков говорил не только о фантастических успехах родной страны, но и о бедственном положении Запада, об обнищании американских трудящихся, о падении покупательной способности доллара, о росте дороговизны и снижении заработной платы.
Директивы по пятилетнему плану развития народного хозяйства доложил заместитель главы правительства и председатель Госплана Максим Захарович Сабуров.
Намеченные изменения в уставе партии изложил Никита Сергеевич Хрущев. Изменили название. Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) решили впредь именовать Коммунистической партией Советского Союза. Договорились созывать съезды раз в четыре года, пленумы ЦК – раз в полгода, а от всесоюзных партийных конференций отказаться. Политбюро преобразовали в Президиум ЦК, а Оргбюро перестало существовать: для ведения текущей работы достаточно и Секретариата ЦК.
Растущий партийный идеолог Михаил Андреевич Суслов порадовался успехам народного образования в Советском Союзе и информировал делегатов о глубоком кризисе за океаном, где трудящихся держат в «темноте и невежестве»:
– В Соединенных Штатах Америки насчитывается свыше десяти миллионов неграмотных; около одной трети детей школьного возраста не учится. Что касается среднего и в особенности высшего образования, то оно является монополией правящих классов и недоступно детям трудящихся.
Сталин все-таки выступил – коротко – в последний съездовский день, на вечернем заседании 14 октября. Вождь поблагодарил братские партии за поддержку и обещал, в свою очередь, помогать им в дальнейшей «борьбе за освобождение».
Андрея Андреевича Громыко избрали кандидатом в члены ЦК, это был переход в высшую лигу.
16 октября на первом пленуме нового состава ЦК предстояло избрать руководящие органы – Президиум (вместо политбюро) и Секретариат ЦК. Стенограмма пленума, к сожалению, не велась. О том, что в тот день происходило в Свердловском зале Кремля, известно лишь по рассказам участников пленума. В деталях они расходятся, но главное излагают одинаково.
Начало пленума не предвещало никаких неожиданностей. Новенькие члены ЦК встали и зааплодировали. Сталин махнул рукой и буркнул:
– Здесь этого никогда не делайте.
На пленумы ЦК обычные ритуалы не распространялись, о чем новички не подозревали. Маленков
