Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

– Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует единство. Однако у нас нет такого единства. В партии глубокий раскол. Я должен доложить пленуму, что в нашем политбюро раскол. Антиленинские позиции занимает Молотов.

В зале воцарилась мертвая тишина. Сталин продолжал:

– Спрашивают, почему видных партийных и государственных деятелей мы освободили от важных постов министров? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министра – мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Что касается самых видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными деятелями. Мы их перевели на работу заместителями председателя Совета министров. Так что я не знаю, сколько у меня теперь заместителей…

Все понимали: слова вождя – откровенная издевка над старой гвардией. Но это было лишь вступление.

– Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших рядах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.

Даже члены ЦК не предполагали, что вождь так относится к людям, чьи портреты десятилетиями носили по Красной площади. Сталин предъявил соратникам обвинения, тянувшие на высшую меру наказания:

– Молотов – преданный нашему делу человек. Не сомневаясь, не колеблясь, он отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь «под шартрезом» на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. На каком основании? Разве не ясно, что буржуазия – наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей – это, кроме вреда, ничего не принесет? Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член политбюро.

Бледный Молотов сидел неподвижно за столом президиума.

«Ощущение было такое, будто на сердце мне положили кусок льда, – вспоминал сидевший в Свердловском зале Кремля главный редактор “Правды” и будущий министр иностранных дел Дмитрий Шепилов. – Молотов молчал, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Через стекла пенсне он смотрел прямо в зал и лишь изредка делал тремя пальцами правой руки такие движения по сукну стола, словно мял мякиш хлеба».

– Товарищ Молотов, – говорил Сталин, – так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится достоянием товарища Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет политбюро с супругой Молотова и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена политбюро недопустимо.

В.М. Молотов, А.И. Микоян и Г.К. Орджоникидзе в президиуме совещания передовиков животноводства. 1936

[РГАКФД]

Писатель Константин Михайлович Симонов, присутствовавший на пленуме, – его, как и Громыко, избрали кандидатом в члены ЦК – вспоминал: «Сталин бил по представлению о том, что Молотов самый твердый, самый несгибаемый последователь Сталина. Бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая из строя своих возможных преемников… Он не желал, чтобы Молотов после него, случись что-то с ним, остался первой фигурой в государстве и в партии. И речь его окончательно исключала такую возможность».

В зале стояла мертвая тишина. Ничего подобного давно не звучало в Кремле – со времен предвоенных массовых репрессий. Вождь выступал почти полтора часа, а весь пленум продолжался два часа с небольшим. Молотов признавал свои ошибки, оправдывался, говорил, что он был и остается верным учеником товарища Сталина. Но вождь резко оборвал Молотова:

– Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина.

Иначе говоря, вождь даже не захотел выслушивать оправдания. Плохой признак. Иногда раскаяние спасало от кары. Сталин часто устраивал такие провокации и внимательно смотрел, как реагирует обвиняемый. Он считал, что если человек в чем-то виноват, то обязательно себя выдаст. Главное – застать его врасплох. Но тут стало ясно, что вождь миловать не намерен.

После съезда, 18 октября, Молотова освободили от наблюдения за работой Министерства иностранных дел. Зато Вышинский стал кандидатом в члены Президиума ЦК и занял место за столом, где принимались важнейшие политические решения. И теперь он осуществил свою мечту – избавился от Громыко.

У Вышинского, рассказывал Владимир Семенов (со временем он станет заместителем Громыко), остались прокурорские привычки, и, распекая за ошибки в документах или просто по скверному настроению, он кричал:

– Я посажу вам бубнового туза на спину!

Не зная, что это такое, Семенов хлопал от удивления глазами. Потом ему пояснили: на уголовной фене слова Вышинского означали обещание отправить в места не столь отдаленные…

Андрея Андреевича он отправил послом в Англию. Для Громыко это было понижением и ссылкой.

Заведующий отделом ЦК КПСС (и тоже посол в Англии) Леонид Митрофанович Замятин, работавший с Вышинским, сам человек далеко не мягкий, называл его человеконенавистником. Замятин рассказывал мне, что после устроенных Вышинским разносов на заседаниях коллегии людей выносили с сердечным приступом.

Михаил Степанович Капица, который со временем станет заместителем министра иностранных дел, вспоминал: «Вышинский жесточайшим образом наказывал работников за любой промах. Например, мог уволить с работы за одну опечатку, которую автор записки проглядел. Его в МИД звали Ягуаром Ягуаровичем. Меня Ягуар не трогал, относился корректно и даже подвозил на своей машине до Москвы, когда за городом устраивались приемы».

Владимир Ерофеев, который работал с Вышинским, рассказывал:

– Во время коллегии он часто говорил мне: вызовите такого-то. Я передаю секретарям, они звонят и просят сотрудника зайти. Пока тот дойдет до зала заседания коллегии, Вышинский уже забыл, зачем звал его, и спрашивает у меня шепотом: не помните, какой у меня был к нему вопрос? А я же не знаю… Вышинский махнет рукой: а, ладно, и начинает просто так распекать, вспоминая реальные и мнимые промахи. И доволен – не зря вызывал!

Указ Президиума Верховного Совета СССР о назначении А.А. Громыко чрезвычайным и полномочным послом СССР в Великобритании. 13 июня 1952

[АВП РФ]

В прежние времена Вышинского хотя бы Молотов иногда одергивал, а кто рискнет возразить кандидату в члены Президиума ЦК? Правда, известный дипломат Олег Александрович Трояновский рассказывал мне, что однажды министра мастерски отбрил заведующий экономическим отделом министерства Владимир Сергеевич Геращенко (отец будущего банкира). Вышинский очередной разнос закончил такими словами:

– Вы ничего толком и не можете, вы