Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– Мне без тебя тоскливо, – плакала Машенька. – Не хочется уезжать. Разве только на месячишко, отъесться и назад…

И вот, в конце апреля, когда уже не на шутку вознамерились летом отправить их в Кишинев к Михаилу, это ненавидимое «воздастся» вдруг свершилось, грянуло, свалилось с небес золотым дождем! И случилось это самым чудесным образом, когда отчаявшийся Алексей Викторович, не зная, за какую соломинку хвататься, вдруг обратился к своему обручальному кольцу с огромным бриллиантом:

– Хотя бы ты помоги мне! – И он сделал полный оборот кольца вокруг пальца.

В тот же день чудо и свершилось.

– Ну-с, голубчик вы мой, пляшите! – сказал Щусеву любезнейший Котов. – Киево-Печерский духовный совет дает вам заказ.

– И какой же? – не ожидая ничего хорошего, фыркнул Алексей Викторович. – Крылечко подновить? Или навесик?

– Масштабная работа, голубчик! – ликовал Григорий Иванович. – Какое вам крылечко! Роспись. Полная роспись стен храма Антония и Феодосия Печерских. Плюс трапезная палата. Крылечко ему! Дают три года на выполнение.

– А каково главное условие? Надеюсь, не за «воздастся»?

– Да какое там «воздастся»! Голубчик, пятнадцать тысяч рублей за весь подряд. По пять тысяч в год.

Закружилась голова. В ней вихрем пронеслось детское «ашташита-ашташа!». Очень хорошие деньги. Это примерно по четыреста рублей в месяц. При том что на рубль в Петербурге можно купить тридцать яиц, или два килограмма отборной говядины, или килограмм сливочного масла, или три килограмма лучшей пшеничной муки…

Получив в качестве аванса первую тысячу, он тотчас ринулся на телеграф: «Как только получите деньги возвращайтесь тчк воздалось тчк». Отправил в Кишинев двести, раздал долги и первым делом занялся поисками квартиры. Едва Мария Викентьевна и Петруша вернулись, он повел жену показывать несколько вариантов нового жилья. Остановились на самой просторной квартире – гостиная, спальня, детская, кабинет, кухня, ванная, кладовка.

– Ну, Маня, теперь заживем!

– Вот, я же говорила!

– И! И! – выкрикнул Петенька.

– Ну и с тобой, естественно, государь Петр Алексеевич. Куда ж мы теперь без тебя?

– О! О! – с весьма важной мордочкой назидательно выдал из себя очередные гласные малыш: мол, то-то же.

– Вот только снимать жилье, как я понимаю, надо не здесь, а в Киеве, – сказала Мария.

– Вот я олух несообразительный! – хлопнул себя по лбу счастливый глава семейства.

Получая такой гонорар, можно работать, не нервничая, и работа быстрее движется. Съехали с жалкой квартирки на Васильевском и отправились в Киев, а уж там сняли роскошные апартаменты – прихожая, гостиная, спальня, детская, кухня, ванная, огромный кабинет. Наняли горничную и кухарку.

– Но только чтобы они ненадолго приходили и испарялись, – поставил условие Щусев. – Терпеть не могу посторонних. Не понимаю, как эти богатые князья да графья живут в постоянном стаде. Кухарки, горничные, камердинеры, дворецкие, лакеи, ливреи, кто там еще?

– Садовники, лошадники, еще выжлятники какие-то, – смеялась Мария Викентьевна.

– Во-во, по сто да по двести человек постоянно вокруг тебя шастают, даже в халате не походишь, высморкаться захочешь – изволь звать лакея с платочком, в отхожее место сходил, тебе попку подтирают, как Петрушке. Меня бесило, когда я читал, что Обломов, видите ли, не умел сам одеваться. Это же разврат, чистой воды деградация. Император Петр Великий предпочитал все сам делать, как простой человек. Так и надо.

– Ы! Ы! А-ы!

– Это не про тебя, ты еще маленький. А эти изнеженные баре всю жизнь остаются как недоросли. Встал утром и стоит, как дурак, ждет, когда его одевать станут.

За хорошие деньги не грех всю душу вложить в работу. И он вкладывал. Чтобы людям доставляло радость смотреть на его росписи. Он писал в причудливом сплетении средневековых итальянских трав и деревьев с молдавскими орнаментами и украинской вышивкой, не забывая чуть-чуть добавить и самаркандского колорита. Все, что он видел доселе, что было ему любо и запало в сердце, Алексей Викторович выплескивал на стены церкви и трапезной. Люди приходили и восторгались. Реже высказывались критически, и в таких случаях Щусев их ничтоже сумняшеся гнал куда подальше. И лишь одного не смог прогнать.

Однажды Алексей Викторович лежал на лесах под потолком и рисовал деревья по фону из мазков чистого золота, воспроизведенных позолотой на загодя приготовленной штукатурке. Вдруг снизу раздался скрипучий голос, из тех, что более всего раздражали Щусева:

– Куда так толсто? Тоньше надо, тоньше. Ваша фамилия не Толстой ли случайно? Да что же вы делаете-то? Говорю же, тоньше!

– Слушайте, вы! – аж задохнулся от негодования Щусев. – А не пойти ли вам, пан-господин, своей дорогой подобру-поздорову. А не то…

– А не то что?

– Морду набить могу, – зло рявкнул Алексей Викторович.

– Грубо, – засмеялся критик. – А еще в богоугодном месте.

– А если грубо, то…

– Что же?

– Залезайте и сами рисуйте, коли такой знаток.

– Что ж… – И знаток снял пальто, шляпу, повесил их на гвоздь, торчавший из лесов, и полез к потолку. – А ну-ка, подвиньтесь! – толкнул он опешившего Щусева. – Дайте кисть.

И, взяв кисть, незнакомец принялся опытными движениями наносить линии, да так, что Алексей Викторович мгновенно оценил его правоту.

– Ну, что скажете? – спросил знаток. – Видите, как хорошо у вас досюда шло и как тут вы начали портачить. У вас угол зрения стерся. Навыка немного не хватает. А вообще же пишете превосходно.

– Ваша случайно не Микеланджело фамилия будет? – спросил Щусев.

– Был бы я Микеланджело, то советовал бы вам толще, а я – тоньше.

– Это точно, – улыбнулся, наконец, Алексей Викторович, примиряясь с явившимся наглецом. – Но видно, что вы и впрямь мастер. Не Леонардо ли да Винчи?

– Нет, куда проще. – Незваный гость уже слезал с лесов, молча спрыгнул, надел пальто и шляпу. – Могу иногда захаживать, если не возражаете.

– Пожалуй, не стану возражать. Меня зовут Алексей Викторович, фамилия – Щусев.

– Не слыхал пока что.

– Еще услышите, дайте срок. Воздастся.

– Что-что? – Незнакомец искренне рассмеялся. – Вам тоже доводилось слышать сию формулировку?

– Доводилось.

– И мне. Но потом и впрямь воздавалось. Но уже не тогда, когда особенно остро нуждался.

– Нет, мне как раз, когда к горлу приперло.

– Будем знакомы, Алексей Викторович, меня зовут Михаил Васильевич. Фамилия – Нестеров. Ну-с, до новых встреч.

И он ушел, а Щусев стал мучительно напрягать мозги, вспоминая, откуда ему знакома эта фамилия. Прошло несколько минут, и вдруг всплыло: не стервятник. Картина с чудесным мальчиком в белоснежной русской рубашке, стоящим напротив инока в схимническом облачении. Спрыгнуть бы да догнать. Но время потеряно. Жаль будет, если он снова не придет.

Но Нестеров заглянул через неделю. Тут уж грубиян, обещавший набить ему морду, бросился и стал жарко пожимать хрупкую руку