Андрей Туполев. Полет продолжается - Евгений Васильевич Шишкин

Роберт Людвигович Бартини

1950-е

[Из открытых источников]

«Кого там только не было: корабелы, танкисты, артиллеристы, химики, – вспоминал Туполев. – Так вот, через пару дней меня вызвали к начальству, и получил я первое задание – составить список известных мне арестованных специалистов. Откровенно говоря, я был крайне озадачен. Всех арестованных до меня я знал, а после? Не выйдет ли так, что по моему списку посадят еще Бог знает сколько народу? Поразмыслив, я решил переписать всех, кого я знаю, а знал-то я всех. Не может же быть, чтобы пересажали всю авиапромышленность? Такая позиция показалась мне разумной, и я написал список человек на 200… Оказалось, что, за редким исключением, все они уже за решеткой».

«Туполевская шарашка». Здание Конструкторского отдела сектора опытного строительства (КОСОС)

1940-е

[Из открытых источников]

В апреле 1939 года коллектив Туполева был возвращен в Москву. В здание КОСОС. Этого требовала работа над новым самолетом: без опытного производства было не обойтись. Начальником ЦКБ-29 НКВД был полковник НКВД Г. Я. Кутепов, ранее работавший техником по вооружению самолетов на одном из авиационных заводов.

На шестом этаже здания, в Дубовом зале с балконом, построенном для приема гостей и проведения важных совещаний, была спальня, где, рядом с тремя десятками других, стояли кровать и тумбочка Туполева. На крыше был оборудован прогулочный дворик – «обезьянник».

В дневные часы шла напряженная конструкторская и расчетная работа во всех техотделах. В вечернее время «контингент» мог прогуливаться по крыше и любоваться видами Москвы. После ухода рабочих, в сопровождении охраны, можно было посетить цеховые душевые. Еженедельно в ЦКБ привозили новое кино. Снабжение и питание «контингента» по тем временам было на высшем уровне. Мясо, птица, рыба, различные каши, по сезону – овощи и фрукты. Условием освобождения заключенных была готовность к серийному производству самолета, над которым они работали. Самолет в воздухе – вы на свободе, под таким девизом Берии шла работа.

Туполев вернулся к «свободной» жизни в начале войны 21 июля 1941 года. После успешных испытаний самолета 103-У – будущего Ту-2. Самолет был рекомендован к серийной постройке.

* * *

После ареста Туполева во главе 1-го Главного авиационного управления Народного комиссариата оборонной промышленности был поставлен Сергей Владимирович Ильюшин. На пост наркома был назначен 36-летний Алексей Иванович Шахурин, который уже после войны тоже будет репрессирован.

Есть рассуждения насчет репрессий и вины Туполева маршала авиации Александра Евгеньевича Голованова:

«Начало 1937 года было правильным, но сильно перехлестнули… Решили избавиться от подлинных врагов, а многие стали писать друг на друга. Я знаю одного такого человека, спрашиваю, зачем писал, говорит – боялся. А ведь его никто не заставлял… Разные люди. Известно, что от Тухачевского через несколько часов после ареста были получены показания, очерняющие многих полководцев…»

А. Н. Туполев и А. Е. Голованов

1954

[Из открытых источников]

Маршал Голованов, обожавший Сталина и бывший его любимчиком, в своей позиции все же непоследователен. Он пишет в своих мемуарах, что сам Сталин не верил в «шпионскую деятельность» Туполева, и приводит такие сцены:

«Чтобы показать лицо Сталина, хотел бы привести еще один пример. Мне доложили, что приехал авиационный конструктор А. Н. Туполев и хочет со мной переговорить.

– Пусть сейчас же заходит. Зачем вы мне предварительно докладываете?!

– Дело в том, товарищ командующий, что Андрей Николаевич под охраной… Как его – одного к вам или с охраной?

– Конечно, одного!

Вошел Андрей Николаевич Туполев. Этот великий оптимист, которому нелегко досталась жизнь, улыбаясь, поздоровался. Я предложил ему сесть, чувствуя какую-то неловкость, словно и я виноват в его теперешнем положении. Разговор зашел о фронтовом бомбардировщике Ту-2 и о возможности его применения в авиации дальнего действия.

Несмотря на свои хорошие, по тогдашним временам, качества, этот самолет был рассчитан на одного летчика, что при длительных полетах нас не устраивало. Конструктор сказал, что есть возможность посадить в этот самолет второго летчика, и показал, как нужно усовершенствовать кабину. А я слушал его и думал: “Вот это человек! У него такие неприятности, а он не перестает заниматься любимым делом, продолжает заботиться об укреплении наших Военно-Воздушных Сил”. Мне стало не по себе. Я чувствовал и понимал, что такое отношение к людям – это “отрыжки” печального прошлого, которое я и сам пережил. И я решил, что надо об этом поговорить со Сталиным.

Вскоре я был в Кремле. Доложил Верховному о своих делах и на вопрос, что нового, передал о своей беседе с конструктором и его предложении использовать этот самолет в АДД (Авиация дальнего действия). Верховный Главнокомандующий заинтересовался такой возможностью и спросил, что для этого нужно.

Доложив характеристики Ту-2, я высказал мнение, что без второго летчика самолет для АДД не подойдет, так как боевая работа на Ил-4, тоже с одним летчиком, вызывает у нас большие трудности, исключающие возможность провозки на боевые задания вводимых в строй пилотов из-за отсутствия второго управления, а также в связи с тем, что многочасовое, без какого-либо отдыха, пребывание в воздухе на этом самолете сильно утомляет летчика. Сталин с этим согласился.

Все вопросы были решены, но я не уходил.

– Вы что-то хотите у меня спросить?

– Товарищ Сталин, за что сидит Туполев?..

Вопрос был неожиданным.

Воцарилось довольно длительное молчание. Сталин, видимо, размышлял.

– Говорят, что он не то английский, не то американский шпион… – Тон ответа был необычен, не было в нем ни твердости, ни уверенности.

– Неужели вы этому верите, товарищ Сталин?! – вырвалось у меня.

– А ты веришь?! – переходя на “ты” и приблизившись ко мне вплотную, спросил он.

– Нет, не верю, – решительно ответил я.

– И я не верю! – вдруг ответил Сталин.

Такого ответа я не ожидал и стоял в глубочайшем изумлении.

– Всего хорошего, – подняв руку, сказал Сталин. Это значило, что на сегодня разговор со мной окончен.

Я вышел. Многое я передумал по дороге в свой штаб…

Через некоторое время я узнал об освобождении Андрея Николаевича, чему был несказанно рад. Разговоров на эту тему со Сталиным больше никогда не было.

Работая в Ставке, я не раз убеждался: сомневаясь в чем-то, Сталин искал ответ, и, если он находил этот ответ у людей, с мнением которых считался, вопрос решался мгновенно. Впоследствии я узнал, что добрую роль в жизни ряда руководящих работников сыграли