Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень
Мария Викентьевна знала, что муж нервничает еще и перед предстоящей встречей с царем. Недавно Алексей Викторович закончил работу над эскизным проектом храма Святителя Алексия и отправил чертежи на утверждение в Царское Село. Николай Второй назначил аудиенцию архитектору в феврале месяце. Щусев со дня на день ждал на нее приглашения.
– Ой, Алешенька, с этими всеми заботами совсем забыла… Тебе днем почтальон принес письма. Одно от брата Петра, второе из Одессы. – Мария Викентьевна отложила вышивку и подошла к комоду.
– Прекрасно! – оживился Щусев. – Хоть это на меня прольет радость. Что там пишет этот абиссинец?
Старший брат Петр, в прошлом выпускник Императорской медико-хирургической академии, в 1896 году, когда Алексей доучивался на архитектора, в составе санитарной экспедиции Красного Креста был командирован в Абиссинию. После нее Петр Щусев написал «Врачебные советы для абиссинцев». За пособие Петру Викторовичу вручили почетную грамоту от Менелика Второго, в которой говорилось: «Мы, могущественный царь, награждаем в лице врача Щусева Русское Общество Красного Креста за медицинскую помощь дорожной сумкой, саблей с надписью на рукояти и нашим знаком отличия – почетной звездой. Этот знак разрешаем носить на груди». Давно уже Щусев-старший вернулся из Абиссинии, в которой побывал продолжительно дважды, и уже исколесил много стран, но родные нет-нет да и называли его в шутку абиссинцем.
Прочитав письмо с хорошими вестями от брата, Алексей Викторович распечатал одесское послание. Сообщали о смерти его однокурсника – Товика. Товий Лазаревич Фишель шесть лет провел в Томске, где спроектировал множество зданий – торговый комплекс, Владимирское и Гоголевское училища, особняки, доходные дома, еврейское училище, ломбард и даже синематограф. Но потом разругался с властями города и, хлопнув дверью, сбежал в свою родную Одессу. И вот теперь погиб при невыясненных обстоятельствах. Вроде бы после 1905 года ни одного еврейского погрома в Одессе не наблюдалось. Щусев сильно расстроился. Товику было сорок пять, и вот погиб. Не великий, но вполне талантливый архитектор. А главное, друг юности.
Хорошо, что из его закадычных друзей по академии жив-здоров Элкин. По окончании работ на Святой Земле Алексей Ефимович служил главным архитектором Ярославля, но не ужился там. Бывший Сучев приглашал бывшего Березкина в свои проекты, но тот пока не соглашался. Вот и сейчас по просьбе Щусева в Венецию съездил не он, а Субботин из Бари.
– Не понимаю, что так наш академик расстраивается? Отличный получается павильон и без всяких там его доработок в виде колонн и прочего, – сказал он, после того как побывал на стройке.
Это же он сообщил своему руководителю, чем немного успокоил Щусева.
В московской мастерской художественной индустрии молодого, но очень талантливого художника Леонида Адамовича Пяновского делали дубовые резные раскрашенные ворота главного входа в павильон с так понравившимися Лидочке и Мише изображениями льва и единорога на фоне цветочного орнамента. В один из дней в мастерскую наведался Щусев.
– Адамович, – грустно сказал архитектор, – гладкое дерево выглядит некрасиво. А ворота ведь головная вещь павильона. Признаться, думал заглянуть на минутку, но сейчас так не думаю.
– И что же тогда будем делать с этим деревом? – Пяновский смотрел на ворота.
– Разогревайте чайник для начала. – Щусев снял пальто и шапку. – Решим. Только чаю попьем.
За столом прокручивали разные версии и ни одну не могли принять за правильную. Наконец, Щусев предложил облицовывать ворота с наружной стороны медью.
– Хорошо, – согласился Пяновский, – будем покрывать медными чешуйками.
На том и порешили.
– Интересно, а что вас вдохновило на создание этого орнамента? – спросил Пяновский про ворота.
Щусев ответил, что изображение орнамента с трона Ивана Грозного.
– Хороший у вас чай, – сказал он на прощание. – Думать помогает.
– Да вроде обыкновенный. Правда, немного с душицей.
– С душой, – улыбнулся зодчий.
С этой работой мастерская справилась замечательно. Снаружи ворота облицевали медными пластинами, а резная композиция представала перед зрителями только при открытых створках. Причем работы произвели в ту же стоимость, что была обозначена ранее, из желания Леонида Адамовича, «чтобы вещь была закончена и красива», и поскольку ему «крайне интересно было исполнить заказ для Алексея Викторовича».
Мебель для вестибюля павильона изготавливали тоже в мастерской Пяновского. Табуреты и банкетки – в мастерской Липатова. Витрину вместе с драпировками на дверные проемы, материей для обивки мебели и кашпо делали строгановцы.
Торжественное открытие одиннадцатой венецианской биеннале состоялось 23 апреля 1914 года в присутствии городских властей и видных представителей мира политики и культуры. Однако Русский павильон в тот день не распахнул миру свои причудливые ворота с единорогом и львом. Православная Россия праздновала Пасху 19 апреля, и открытие биеннале пришлось на Пасхальную неделю, а потому петербургская делегация не смогла присутствовать на нем.
Венеция ждала русских с нетерпением. И дождалась. Двадцать девятого апреля через всю Венецию плыла императорская шлюпка с развевающимися российским и итальянским флагами на мачте. Разодетый народ высыпал на набережные, крича приветствия и скандируя: «Руссия! Италия!» Все суда на маршруте следования российского императорского судна поняли флаги. Когда августейшие особы доплыли до залива Сан-Марко, стоявший здесь на рейде огромный торпедный крейсер «Гойто», построенный для итальянского королевского флота, дал двадцать один залп из своих орудий, сотрясая всю Венецию.
– Как бы у них снова колокольня не сложилась, как карточный домик, от этих приветствий, – мрачно заметил Беренштам Щусеву. Они занимались последними приготовлениями перед церемонией открытия павильона. – А то потом еще скажут, что во всем виноваты русские. – Федор Густавович оглянулся по сторонам, не услышал ли кто в суматохе его слов?
Щусев заливисто рассмеялся. И смеялся долго. Забавно было от того, что это сказал человек по фамилии Беренштам и по отчеству Густавович. Архитектор даже покрылся испариной от смеха, а потому снял с себя шляпу и принялся ею обмахиваться.
– Это у вас верное, – с важным видом молвил комиссар, желая сказать «нервное». От этого ему самому стало смешно, и он, тоже вслед за прыснувшим на это «верное-нервное» Щусевым, тихонько захихикал, прикрываясь ладонью.
– Это у вас верное, – улыбался Щусев. – Я имею в виду ваше замечание. В Европе, что бы ни случилось, русский медведь виноват.
А тем временем в заливе Сан-Марко с другого экипажа королевского флота – корабля «Гарибальди» – на всю округу разносилось многократное и громоподобное «Ура!».
Августейшие особы, великая княгиня Мария Павловна и великий князь Андрей Владимирович, сын Марии Павловны и внук Александра Второго, одновременно думали об одном и том же, – что так и только так, с таким широким размахом подобает приветствовать великую и могучую Россию.
Вся элита города, а также итальянские