Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума
Принц Су напомнил детям о ханьском императоре Гао-цзу (256–195 до н. э.), более известном по имени Лю Бан, которого китайцы до сих пор почитают как легендарного героического воина. Выходец из крестьянской семьи, Гао-цзу возглавлял банду в духе Робин Гуда и как-то раз в знак протеста против чванливого высшего сословия помочился в шляпу одного изысканного вельможи. Некогда, сражаясь против императора государства Цинь, Гао-цзу, окруженный страшными врагами, был вынужден питаться подножным кормом, пить воду из реки и есть жито. Однако он одержал верх, одолел армию Цинь и основал империю Хань, чье имя китайские этнические националисты до сих пор вспоминают, чтобы отделить себя от таких «меньшинств» в Китае, как маньчжуры. Если дети проникнутся духом Гао-цзу, убеждал их принц Су, Китай вновь окажется в их руках.
День и ночь принца Су и всю его большую семью охраняли японские военные. Принц не мог пойти один даже на рыбалку. Японцы предпочитали называть это «протекцией», только такая протекция была навязчивой и угнетающей и в дальнейшем распространится на всю Маньчжурию, когда та станет марионеточным государством с беспомощными титулованными китайскими вельможами во главе под пристальным надзором японцев, которым принадлежала вся власть.
Как бы то ни было, принц Су смирился с этим режимом, потому что до сих пор считал, что с помощью Японии сможет воплотить мечту о возвращении Китая под знамена династии Цин. Северо-восточная Маньчжурия и монгольские части бывшей империи Цин напоминали страны Балтии после Октябрьской революции в России. Прогрессивные принцы, многие из которых получили образование в Японии и возлагали большие надежды на независимость Маньчжурии и Монголии, сражались с другими аристократами, желавшими остаться в составе Китая. Большевики сражались с белогвардейцами во Внешней Монголии, которая в тот момент была теократическим тибетско-буддистским государством; японцы, китайцы и русские боролись за эти обломки империи, и порой их столкновения приводили к невероятно кровопролитным последствиям.
Под протекцией Японии дом в Люйшуне стал магнитом для разных заговорщиков, контрабандистов и политических авантюристов. Одним из прогрессивных монгольских аристократов в окружении принца Су был Гунсаннорбу, князь харачин, муж одной из сестер принца Су. Когда-то племя харачин было традиционным поставщиком кумыса при маньчжурском императорском дворе. Князь неизменно поддерживал правительство Цин. Но, как и его зять-маньчжур, был модернистом и во время учебы в Японии проникся прогрессивными идеями. Например, учредить в Монголии школы для девочек, где японские учителя давали бы им современное образование. Он также открыл первую газету Внутренней Монголии и наладил эффективную почту. Это опять-таки доказывало, что Япония одновременно служила и источником современного прогресса, и питательной средой для брутального милитаристского экспансионизма, который вскоре частично охватит Монголию и Маньчжурию под маской паназиатского идеализма.
Японских авантюристов, испытывавших свою судьбу на диких границах с Китаем, называли тайрику ронин, буквально – континентальными ронинами. Ронины были самураями без господина, которые странствовали когда-то по всей Японии, почти как ковбои в американских вестернах, десперадо, готовые сражаться за деньги. Маньчжурия была японским Диким Западом. Одним из таких континентальных ронинов был Нанива Кавасима. Ростом всего метр пятьдесят, с узким костлявым лицом, в детстве он был робким и нервным ребенком, легкой добычей для школьных хулиганов в своем родном провинциальном городке Мацумото, расположенном высоко в японских Альпах. Кавасима родился в 1865 году и принадлежал к сословию бывших самураев, которые лишились привилегий в эпоху реставрации Мэйдзи в 1868 году, когда сословные различия были упразднены. Эти люди часто презирали меркантильный, вестернизированный образ жизни эпохи Мэйдзи, казавшийся им изнеженным, презренным и материалистическим. Они стремились к феодальному порядку, который напоминал скорее фашизм в восточном духе, нежели возвращение к прежней Японии.
Героем и наставником Кавасимы был офицер Ясумаса Фукусима. Он родился в том же горном регионе и прославился в Японии тем, что верхом проехал от Берлина до Владивостока. Еще более знаменитым подобным авантюристом был Кэндзи Доихара, армейский офицер, который свободно владел китайским и несколькими его диалектами. Как один из специалистов японской императорской армии по Китаю, он провел значительную часть своей военной карьеры на севере страны и в Маньчжурии. Приземистый улыбчивый прохвост с гитлеровскими усиками, Доихара был романтическим персонажем, которого в западной и японской прессе называли Лоуренсом Маньчжурским. Отсюда можно предположить, что, как и Томас Э. Лоуренс, знаменитый британец, сражавшийся на стороне арабов во время Первой мировой войны, он был мечтателем, который жаждал освободить коренные народы. Но это было не так. Доихара был орудием их подавления, убийцей, шантажистом, заговорщиком, ключевой фигурой в торговле опиумом и проституции. Доихару будут судить на Токийском процессе и в 1948 году приговорят к повешению за военные преступления.
В отличие от Фукусимы, который, по слухам, говорил на десяти языках, Кавасима отказывался учить английский и любые другие европейские языки. Зато он учил китайский, задавшись целью прославиться на континенте в роли спасителя Азии. Бросив учебу в языковой школе в Осаке, Кавасима сел на корабль до Шанхая, где вскоре заработал репутацию безумного эксцентрика, склонного к приступам ярости. Его часто приходилось останавливать, чтобы он не убил злополучных местных проводников и любого, кто действовал ему на нервы. В Китае этот прежде робкий юноша вел себя как суровый мужчина. В костюме китайского кули с фальшивой косичкой, но с самурайским мечом наготове, он отправлялся на разведку с разными японскими военными попутчиками, налаживал связи с местными военачальниками и бандитами, которые однажды смогут пригодиться Японии. На одной из таких вылазок он упал с лошади; кто-то связывал его раннюю глухоту с этим несчастным случаем. Или же глухоту вызвал приступ малярии, которому Кавасима не придал значения, отправившись в очередную поездку по малопригодному для жизни региону Китая.
Кавасима сошелся с членами одного из самых радикальных японских тайных обществ того времени, Гэнъёся, «Обществом черного океана». Это была террористическая группа из недовольных бывших самураев вроде Кавасимы; возглавлял ее идеолог Мицуру Тояма, бородатый «гуру», который агитировал за возрождение Азии под эгидой Японии. Позже он создал столь же экстремистскую
