Там, где бродят каннибалы - Мерлин Тэйлор

Хребет Оуэн Стэнли (синие стрелки)

Он сделал паузу и задумчиво отхлебнул вина.

«Из них таинственная Капатея, всегда была закрытой книгой. И все же в этой стране противоречий за все время моей службы не случалось ничего более странного, чем эта вспышка агрессии. Не то, чтобы война из-за смерти свиньи — это что-то новое, — поспешно вставил он, чтобы мы не подумали, что он преувеличивает, — но способ, которым ведется война — это открытые нападения. Однако, этот Япице, как я слышал, на самом деле, является „сыном гор“, будучи рожденным в деревне Тавиви. Его личность должна быть незаурядной, чтобы управлять как он своим народом, чтобы заставить их отказаться от вековых традиций и обычаев. Говорят, что у него есть волшебный рожок, и с помощью его звуков он направляет своих воинов, заставляет их атаковать, отступать, садиться и слушать его, или сражаться, как фанатики. Я хотел бы увидеть его. Ты должен пообещать мне, сын мой, что, если ты схватишь его, ты вернешься назад через эту миссию, чтобы я мог увидеть его. Какая же у него сила, если бы его влияние можно было обратить во благо, а не во зло!»

«Как я понял, вы ничего не знаете о Япице?» — спросил магистрат.

«Ничего, сын мой, кроме того, что я сказал тебе. Но это тот, кого ты должен победить, если хочешь усмирить Капатею. Прости меня, если я злоупотребляю своим советом, но я живу здесь дольше, чем ты».

«Хороший совет, но трудно ему следовать — сказал позже Хамфрис, когда мы вернулись в свою палатку. — Найти горца Новой Гвинеи, когда он не хочет, чтобы его нашли, — задача не для слабонервных. Во-первых, вы не сможете неожиданно нагрянуть в туземную деревню, которую вы можете увидеть, взобравшись на очередную вершину. Вы будете обнаружены за несколько дней до того, как сможете взобраться на другую вершину, на которой эта деревня расположена. Вы не сможете обогнать горца в его родных местах, где он будет лихо карабкаться по почти отвесной скале и спускаться в такие пропасти, в которые белый человек даже не попытается взглянуть».　

Когда мы подошли к лагерю, старый Форнье, деревенский констебль, сидел на корточках у палатки. Даунинг фотографировал его, и мы видели, как он протянул что-то старику, который принял это вполне серьезно и без изменения выражения лица.　

Лицо Хамфриса помрачнело.　

«Надеюсь, ты не дал ему табака за то, что он позировал?», — резко спросил он.　

«Всего две плитки», — усмехнулся Даунинг.　

«Подожди, пока я сообщу ему, что он идет с нами, и отправлю его по своим делам, а потом я переговорю с тобой» — пообещал Хамфрис.　

«Считаешь, что много дал? — был ответ, — Но я с тобой не согласен».　

Это было возобновление спора, который длился уже несколько дней. Все началось с нашего открытия, что Даунинг обладал одним из тех мировоззрений, которые не видят границы между белыми и черными людьми, но верят, что цивилизованное создание и его дикий брат испытывают одни и те же эмоции в одинаковой степени. Он с неодобрением смотрел на суровое, неуступчивое отношение Хамфриса к туземцам и угрожал понизить наш престиж собственной мягкостью о отношению к ним.　

«Ты усложняешь мне жизнь, дружище, — возразил Хамфрис, — Туземец не понимает доброты. Он видит в этом только слабость, которой может воспользоваться. А в натуре туземца вообще нет такой вещи, как благодарность».　

Даунинг был настроен спорить по этому поводу:　

«Но губернатор в своей книге придерживается противоположной точки зрения. Он пишет…»[9]　

«Я читал, — прервал Хамфрис, — и при всем уважении к его превосходительству, ему бы лучше знать, что он ошибается. Вот, я приведу кое-какие доказательства».　

И он позвал Апи, нашего старшего повара, который возился с кастрюлями снаружи.　

«Апи, — спросил он, — когда белый человек дает тебе что-то, что ты просишь, как ты ответишь?»　

«Танку тебе, сэр» (Сэнкью, сэр)　

«Как вы говорите то же самое на своем языке?»　

На мгновение брови Апи нахмурились, он задумался, затем покачал головой и сник в характерной для себя манере.　

«Таубада, — произнес он извиняющимся тоном, — лао диха ласси».　

«Хозяин, я не знаю, — перевел Хамфрис, — Конечно, он не знает. Нет ни одной местной фразы, эквивалентной нашему „спасибо“, и в их сердцах не больше благодарности, чем слов, выражающих это понятие на их языке».　

«А как насчет Денго?» — спросил Даунинг с видом человека, открывающего свои главные козыри. Мой денщик простудился, и Даунинг несколько часов возился с ним, чтобы вылечить угрожающую закупорку легких.　

«Вот ты и проиграл, — засмеялся Хамфрис, — только сегодня утром Денго хотел знать, почему ты так часто спрашивал его, как он себя чувствует, и когда я сказал ему, что это было потому, что ты был его доктором, и естественно он интересовался твоим благополучием. В ответ Денго сказал, что его здоровье — его личное дело, и он хочет, чтобы ты больше не спрашивал об этом».　

«Неблагодарное животное», — фыркнул Даунинг.　

«Более того, — засмеялся Хамфрис, — я не удивлюсь, если парни, которых ты лечишь и перевязываешь, попросят тебя заплатить им за то, что они позволили себя лечить. Такие случаи уже наблюдались».　

Как раз в этот момент у входа в шатер появился старый Форнье и положил конец спору. По странному стечению обстоятельств он обратил наше внимание на одну вещь, которая много недель спустя снова выдвинула на передний план вопрос о местной благодарности.　

«Дака?» — спросил Хамфрис — (что случилось?)»　

«Я встревожен, таубада, — тревога отразилась на лице старика. — Я рад пойти с вами, но у меня есть племянник, маленький мальчик с гор, и я боюсь оставить его, пока я буду с вами, неужели он не может пойти со мной?»　

«Что здесь делает горец и почему не может остаться?»　

Затем Форнье рассказал ему на мотуанском языке историю Пайе, а позже Хамфрис повторил ее нам, и таким образом мы познакомились с далеко идущими последствиями новогвинейской «расплаты».

Глава VII. Папуасский обычай «неминуемой расплаты»

Когда убит уроженец гор — неважно, в честном бою или в результате гнуснейшего предательства — «расплата» следует быстро. Неотомщенное убийство — пятно на гордости и