Помещик 4 - Михаил Шерр
Хотя конечно буквально накануне утром я спросил о нем у Вильяма и сказал, что его он слышал, но ни о каких работах не знает. А вот о поместье Ротамстед наслышан. Соседние фермеры наблюдали за впечатляющими урожаями на его полях.
А вот с немцем и французом намного легче, они уже много публиковалось. А труды Михаила Григорьевича Павлова, профессора Московского университета, умершего в апреле 1840 года, неожиданно пришли мне два месяца назад.
Мне как Александру Георгиевичу Нестерову, выпускнику Московского университета, стыдно не знать его имя. Он оказывается создал еще в 1820 возглавил кафедру минералогии и сельского домоводства, которой руководил до своей смерти. Знаменитый Бутырский хутор Императорского московского общества сельского хозяйства создал тоже он и был его первым директором.
Оказалось, что его работы перед самой смертью заказал мой родитель Георгий Петрович Нестеров буквально за день до своей смерти. и вот они пришли в Сосновку почти больше чем через год после его смерти вместе со всеми номерами связи с изменением характера печатного органа и по просьбам самих членов «Земледельческого журнала» Императорского московского общества сельского хозяйства и его продолжения с 1840 года «Журнала сельского хозяйства и овцеводства». Причем были присланы все номера по июнь нынешнего года!
Это все бесценнейший источник информации и я уже заказал перуанское гуано!
Чтобы обозначить наши позиции я начинающимся разговоре я рассказал всё это господам-агрономам: про пришедшую мне литературу, которую я уже успел по диагонали просмотреть, про Вильяма и конечно сочинил историю, что про Лоуса слышал в Париже как говорится из уст в уста. И что якобы побывал на ферме француза ферме в Бешельбронне в Эльзасе.
Мой ответ господ-агрономов не только удовлетворил, но и впечатлил. Они даже сразу продолжили разговор. И я для развязывания языков налил еще малинового вина, которое оказало нужное действие на языки агрономов.
— Мы, Александр Георгиевич, — начал говорить второй брат, — теоретически в этом вопросе подкованы не намного лучше вашего. Но из Европы за несколько дней перед нашей поездкой к вам вернулся из научной командировки однофамилец и возможно даже какой-то родственник Михаила Григорьевича Павлова, только Афанасий Гаврилович, который как раз в курсе всего, что вы нам сейчас рассказали.
Интонации зазвучавшие в голосе Андрея Петровича моментально удалили все признаки легкого опьянения и я почувсьвовал, что сейчас услышу что очень и очень важное.
— Если бы он поступил в университет после начала уваровских реформ, то он никогда бы в него не поступил. Михаил Григорьевич Павлов каким-то чудом смог отправить его в научную командировку, — господин агроном сделал паузу и когда продолжил я отлично понял почему. — Солдатский сын, даже очень талантливый в России почти не имеет шансов пробиться куда-либо. Мы успели с ним поговорить и он не знает, что ему делать, университетское начальство посоветовало ему искать благодетеля, который возьмёт его на работу и самое главное возместит расходы университету на его командировку.
— А сколь велики эти расходы? — у меня даже зачесались руки от предчувствия неимоверной удачи.
— Затраты университета на самом деле не так уж велики, пять тысяч серебром, всё остальное были личные средства Михаила Григорьевича, — с горькой усмешкой ответил мне другой брат.
Я сделал жест рукой чтобы братья остановились и поднял звонок, чтобы позвать Андрея.
— Андрей, перо и бумагу, — распорядился я. — И позови Ефима.
Андрей тут же принес мой письменный прибор и я предложил братьям.
— Пишите, господа, письмо своему товарищу. Я заплачу за его командировку и предоставлю ему работу. Если он согласится, мои посыльные ему тут же передадут пять тысяч рублей. Условия для работы у него будут не хуже чем у месье Буссенго.
у меня даже было впечатление, что братья даже не сразу поняли что я им сказал, а когда до них дошло они начали писать в две руки. Выглядело это довольно комично и я еще чуть-чуть и засмеялся, но в столовую вошли Андрей и Ефим.
— Ефим, необходимо срочно отвезти письмо в Москву и деньги. Ефрема с Андреем отпустить не могу, — хотя полковник Дитрих и заверил меня, что нам теперь никто и ничто не угрожает, но бережёного Бог бережет.
А эта троица сейчас самые вернейшие мне люди, поэтому отпустить могу только одного. Ефим с Ефремом ненавязчиво постоянно по очереди находятся при моей супруги, дополняя и цементируя её охрану.
— Тогда разрешите сейчас же съездить к господину Милошу и взять двух людей у него, больше мне не надо. А Тихон пусть нам через час подаст шесть верховых. Андрей покажет ему каких лошадей надо взять.
— И когда ты будешь в Москве?
— А где надо быть? — уточнил Ефим.
— Около Кремля, — тут же ответили хором Серовы, они закончили писать и в интересом наблюдали за происходящим.
— Это примерно верст сто сорок, — Ефим прищурился и задумался. — Часов за двенадцать, может за четырнадцать управимся.
Кого из сербов-казаков возьмёт с собой Ефим я знаю, так же как и каких лошадей назовет Тихону Андрей. Сотня лошадей, на которых мы закончили свой марш с Кавказа, совершив бросок из Одоева, остались естественно у меня. Пока они все стоят в Сосновке и Торопово. Два часа разницы, которые назвал Ефим, это не проблема выносливости людей или лошадей, а например, внезапного ухудшения погоды, банального летнего ливня или того же града.
Не знаю где подполковник Судаков купил их, эта одна из тайн к сожалению унесенных им в могилу, но десятка полтора из них отличались поразительной выносливостью, которую летом Милош с Драгутином трижды проверили совершив на них практически безостановочные двенадцати часовые переходы по сто верст.
А здесь одна лошадь будет половину маршрута без седока и поэтому Ефим говорил о вполне реальном раскладе. Конечно это звучит совершенно не реально — сто сорок верст за двенадцать часов без смены лошадей на почтовых станциях. И господа-агрономы слушают на с раскрытыми от удивления ртами.
Большая часть лошадей от Виктора Николаевича пойдут к Милошу и Драгутину, когда они откроют свои конюшни. Я считаю, что лучшего поголовья для начала серьёзной селекционной работы и желать сложно. Конечно необходимо подобрать еще лошадей для выведения другой линии: наших русских тяжеловозов. Но это совсем другая история.
— Хорошо, Ефим. Я не лягу, пока ты не уедешь. Деньги перед отъездом.
За несколько минут до полуночи Ефим в сопровождении двух сербов, уезжает в Москву.
Господам-агрономам я предложил наш серьёзный разговор