ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов

— В чем дело? — спросил Игорь, подходя ближе. — Почему не работаете?

Булат молча протянул ему обломок. Срез был неровным, волокнистым, будто дерево не перерубили, а переломили с нечеловеческой силой.

— Сломалось. На заготовке дров. Еле успел отскочить, чуть не раскроил себе ногу.

— Брак, — пожал плечами Игорь, хотя внутри у него что-то екнуло. — Такое бывает. Пересушенная древесина, скрытый сучок. Перекуем.

— Третий за неделю, — угрюмо сказал Булат, не поднимая глаз. — И все — из новой стали, что по твоему, ведающий, способу варим. Та, что по-старому, в горне, держит. А эта… ломается. Будто кто сглаз на нее навел.

Игорь нахмурился, проводя пальцами по шершавому излому. Совпадение? Возможно. Но в его новом мире, где реальность постоянно проверяла его на прочность, совпадениям места не было. Это был первый, едва слышный шепоток, ползущий из темных углов.

Позже, когда он с Ратибором (тот уже мог передвигаться, хромая и опираясь на толстую дубовую палку) шел по главной улице, они стали свидетелями красноречивой сцены у колодца. Молодая женщина с ребенком на руках что-то горячо и испуганно доказывала соседке, понизив голос до страстного шепота:

— …а Малуша сказывала, что с тех самых пор, как он свою железную башню поставил, молоко у коровы прокисло! С утра надой — к вечеру уже горькое! И дожди пошли не в срок, не к добру это! Это Перун гневается, что железо в землю-матушку вбивают, свято место оскверняют!

— Тише ты, дура, — озираясь по сторонам, шикала на нее соседка, но в ее собственных глазах читалось то же самое, липкое, беспокойство. — Мало ли что…

Ратибор, бледный от болезни и теперь еще и от накатившей злости, попытался было что-то крикнуть женщинам, но Игорь сжал ему плечо.

— Не стоит. Словами тут не поможешь. Ты только лишнее внимание привлечешь.

Слухи ползли, как зараза, поражая в первую очередь самых впечатлительных и суеверных. Они были разными, но суть сводилась к одному: все беды — от чужака-колдуна. Засуха сменилась ливнями? Гнев богов на осквернение земли. Сломался топор? Боги отвернулись от новой стали. Даже недавняя победа над хазарами трактовалась иначе, с ядовитой изощренностью: «Он нас от одних врагов спас, но навлек гнев старых богов! Теперь мы все умрем от мора или голода! Лучше уж хазарская дань, чем гнев Перуна!»

Игорь видел, как на него косятся не только старики, доживающие свой век у печек, но и некоторые молодые ремесленники, те, кто не работал с ним напрямую и не видел результата его трудов. Страх перед неведомым, перед гневом богов, был сильнее логики и благодарности за спасение. Этот страх был древним, как сами холмы, и Стрибог умело играл на его струнах.

Вершиной всего стало «знамение». На краю словенского конца, у старого, могучего дуба, которому поклонялись местные испокон веков, кто-то ночью привязал тушу дохлого ягненка. И на грубой коре дуба углем было начертано кривыми, поспешными буквами: «ЧУЖОЙ УЙДЕТ — ЖИЗНЬ ВЕРНЕТСЯ».

Когда Игорь, предупрежденный тем же Лукой, пришел туда, его уже ждала небольшая, но злобно настроенная толпа. Человек двадцать — в основном женщины, старики и несколько угрюмых парней. Во главе ее стоял Стрибог. Его тощая фигура казалась выше в лучах утреннего солнца, а черные глаза-угольки горели холодным торжеством.

— Видишь, осквернитель? — его голос был негромким, хриплым шепотом, но его слышали все в наступившей тишине. — Земля отторгает тебя. Духи рек и лесов не принимают твоего железа, твоих каменных яиц, что ты в ее чрево закапываешь. Уйди, пока не навлек на этих людей окончательную погибель. Унеси с собой свою дьявольскую мудрость!

Игорь стоял, чувствуя на себе десятки взглядов — от открытой ненависти до суеверного страха. Он видел, как даже некоторые из тех, кто недавно качал его на руках и славил как героя, теперь отводили глаза, не в силах противостоять древнему, первобытному ужасу. Он был героем, пока вел их к победе над видимым врагом. Но стоило появиться призраку голода, мора или неурожая, как герой легко превращался в козла отпущения, в громоотвод для божественного гнева.

Он не стал спорить с жрецом. Не стал доказывать, что ягненок мог умереть своей смертью от кокцидиоза, а надпись сделать любой невежественный пастух. Он знал — разум бессилен против веры, особенно против веры, замешанной на страхе. Он просто повернулся и молча пошел прочь, оставив Стрибога торжествовать перед его запуганной паствой.

Шепот старых богов, искусно направляемый жрецом, делал свое дело. Почва под ногами Игоря, еще недавно такая твердая и надежная после военной победы, начала превращаться в зыбкую, засасывающую трясину. И он понимал — это только начало. Стрибог не ограничится слухами и падалью на деревьях. Он пришел за своим реваншем, за возвращением утраченного влияния. И его оружие — вера и страх — было куда опаснее любого хазарского клинка.

*** ******

Вышата сидел в своей просторной, но мрачной горнице, и каждая скрипучая половица, каждый доносящийся с улицы звук казались ему свидетельством его уходящей власти. Раньше его слово в словенском «конце» было законом, не требующим обсуждения. Люди слушались беспрекословно, советовались по каждому пустяку, приносили дары — от туши свежезабитого кабана до глиняных кувшинов с медом. А теперь? Теперь они шептались по углам, замолкая при его появлении, а их взгляды, полные нового, непонятного ему света, все чаще устремлялись в сторону княжей гридницы, где обосновался этот… *ведающий*. Этот выскочка в пестрых, чужеземных портах, чьи хитрые механизмы и новая сталь затмили в их глазах вековую мудрость предков и незыблемый авторитет старейшины.

Дверь в горницу отворилась без стука, впустив долговязую, сухопарую фигуру. Стрибог вошел, словно принеся с собой запах ночных костров, сухих трав и холодной земли. Его черная, выцветшая одежда сливалась с тенями в углу, делая его похожим на ожившее изваяние.

— Мир твоему дому, старейшина, — проскрипел жрец, но в его гортанном приветствии не было ни капли истинного мира, ни тени почтения.

— Чего пришел, жрец? — буркнул Вышата, не удостаивая гостя даже взглядом и не предлагая сесть. — Принес новые вести о гневе богов? Или, может, новое знамение нашел на помойке?

— Я принес весть о твоей уходящей власти, Вышата, — холодно, словно обтачивая каждое слово, парировал Стрибог. — Смотри вокруг глазами, не ослепленными гордыней. Твои люди идут уже не к тебе. Они идут к *нему*. К чужаку. За советом, за диковинной сталью, за обещанием сытой жизни, которую он рисует в их воображении. А что ты можешь им предложить сейчас? Старые обычаи, которые они