Последний Герой. Том 4 - Рафаэль Дамиров

Ландер щёлкнул кнопкой «стоп», задумчиво посмотрел на старый диктофон и положил его обратно на стол. Потом поднялся, подошёл к клеткам с крысами, внимательно наблюдая за поведением животных.

Профессор будто выполнял рутинную лабораторную работу, но в глубине его глаз сверкало странное удовлетворение человека, уверенного в важности своих исследований и способного оправдать любые средства ради достижения цели.

Профессор шагнул к лабораторному холодильнику, прозрачные дверцы которого отливали мягким голубоватым свечением. Он привычным движением открыл дверцу, достал оттуда аккуратно упакованную ампулу с препаратом, вскрыл ее и ловко набрал жидкость в шприц, потом направил его вверх и выпустил воздух с тонкой струйкой верхней фракции вещества.

Из лаборатории дальше вела еще одна дверь. Массивная, тоже с цифровым сканером. Профессор приложил палец. Замок с негромким щелчком отозвался, и дверь распахнулась. За ней было небольшое помещение с тусклым освещением, разделённое внутри на две части прочной металлической решёткой, через которую с трудом проникал полумрак.

— Ну что, пациент номер двенадцать дробь шесть, — негромко и почти ласково произнёс доктор, — пришло время делать процедуры.

За решёткой, на железной койке с облезлым матрасом, сидел здоровый, но явно изможденный бугай с затравленными глазами. Кабан, увидев доктора, стиснул зубы и процедил с яростной ненавистью:

— Сука… Что ты задумал? Лучше убей сразу! Я больше не дам тебе колоть эту дрянь.

— Ну-ну, — спокойно ответил доктор, подходя ближе к решётке и разглядывая подопытного с любопытством энтомолога. — Протяни-ка мне свою руку и поработай пальчиками. Давай, не капризничай.

— Пошёл ты! — рыкнул Кабан, и в глазах его на миг блеснула дикая, неподдельная ярость.

Это был тот самый человек, который когда-то нападал на Ярового, от которого тогда пришлось спасать молодого поэта в пивной. Впрочем, об этом Ландер не знал. Сейчас от прежнего бесстрашного бугая почти ничего не осталось — он походил на затравленного раба, озлобленного и одновременно напуганного до смерти.

— Как хочешь, — спокойно сказал профессор и вытащил из кармана халата небольшой пульт. Он непринужденно нажал кнопку, и мгновенно по решётке, кровати и железному полу помещения пробежал электрический разряд. Кабан инстинктивно поджал ноги, пытаясь спрятаться на кровати, но ток настиг его, пронзая всё тело резкой, болезненной судорогой. Он заскрипел зубами, мучительно и жалобно застонав:

— Хватит… хватит! Прошу, не надо… я всё сделаю…

— Вот это другое дело, — улыбнулся доктор, отпуская кнопку на пульте. — Протяни мне руку через решётку. Вот так, хороший мальчик.

Кабан, тяжело дыша и едва переставляя ноги, покорно подошёл к решётке, протянул массивную, покрытую шрамами руку. Профессор уверенно и быстро сделал инъекцию. Инъекцию того самого вещества, что он когда-то вводил Дирижёру по просьбе Валькова.

Дирижер! Ах, какой же это был перспективный экземпляр, с сожалением подумал он. Не то что это примитивное быдло. Но выбирать не приходится — работаем с тем, что есть. Жалко только, что Вальков не сумел уберечь такой ценный кадр.

Закончив, доктор убрал шприц и внимательно посмотрел на своего пациента:

— Теперь отдыхай, дружок. Впереди ещё много работы.

Кабан безвольно сел обратно на койку, тяжело оперся о стену и закрыл глаза, уже погружаясь в мучительный полусон, навеянный введённым препаратом. Доктор удовлетворённо кивнул сам себе и вышел из помещения, плотно заперев дверь и приглушив за собой свет. Он насвистывал мелодию Вагнера.

Глава 4

Вечером после работы я вернулся домой. Ну, как домой — в свою комнату в общежитии. А если уж совсем точно, то в комнату Шульгина. Переезжать обратно в съёмную квартиру я пока не торопился. Нужно убедиться, что вся оставшаяся от Валета гвардия сметена подчистую. Если что — мне как-то спокойнее наносить удары по криминалитету, зная, что живу в окружении ментов, а не в богом забытой хрущёвке среди гражданских.

Я принял душ, потом собирался сварить себе пельмешек. Готовкой я особенно никогда не увлекался, и пельмени были моим проверенным способом восстановить силы быстро и без лишних хлопот. Современные все эти доставки я пока не очень жаловал.

Едва я собрался идти на общую кухню, как в дверь осторожно постучали. Я напрягся по старой привычке. Мгновенно отставив кастрюлю, я быстро и бесшумно достал из тумбочки пистолет и привычно сунул его в широкий карман махрового халата, что был на мне. Халат этот принадлежал Шульгину, и он сам разрешил пользоваться любыми вещами, что найду у него в шкафу. Я не любитель надевать чужое, но халат пришёлся мне по душе сразу — карман в нём был как будто специально сделан под оружие.

— Кто там? — спросил я, отходя чуть в сторону от двери. Привычка ожидать пулю, пробивающую хлипкие двери, ещё крепко сидела в голове. В такие моменты сознание работало как отточенный механизм — если даже пальнут на звук голоса, непременно промажут.

Но опасности не оказалось. Из-за двери громко, бодро и совершенно беззаботно прощебетал знакомый женский голос:

— Это соседка!

Я отворил дверь. На пороге стояла Ирка, соседка по этажу. Одетая явно не по-домашнему: новенькие джинсы, пестрая футболка с каким-то модным принтом, волосы аккуратно уложены, макияж — словом, выглядела она вполне «на выход».

— Привет, — улыбнулась девушка, весело поглядывая на меня.

Глаза её при этом слегка скользнули по моему-чужому халату и мокрым волосам, с которых на шею ещё стекали капли воды.

— Привет, Ир, — ответил я. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего, — продолжала улыбаться она, не сводя с меня глаз. — Просто решила зайти узнать, как ты тут поживаешь. Давно не виделись, сосед.

— Проходи, конечно, — я посторонился и кивнул ей, пропуская.

Ирка прошмыгнула в комнату. От нее приятно пахло шампунем, лёгкими духами и чем-то таким неуловимым, трепетным, от чего на душе становилось как-то радостнее. Признаться, я давно уже отвык от такой простой, мирной жизни, где можно вот так вот запросто в гости. Но ничего, привыкну снова. Как говорится, к хорошему привыкаешь быстро.

— Садись. Пельмешки будешь? Сейчас сварю, — проговорил я с лёгкой шутливостью, давая понять, что у меня тут обычный мужской вечер, и никакого особого романтического меню для дам не предусмотрено. Ну или, в крайнем случае, соль могу одолжить.

Но Ирке соль была ни к чему. Она, будто не расслышав моих слов, с улыбкой уселась на табурет и оживлённо защебетала:

— Ой, слушай, Макс, я