Звезда Ариадны. Надежда на Земле и в небе - Коллектив авторов
Наутро Ника выглядела постаревшей ещё на пару лет. Добавились желтоватые тени на висках, стали глубже носогубные складки.
– Я снова хорошею, – мрачно констатировала она, оценив отражение в маленьком зеркале.
Иван поднялся и подошёл к ней. В глазах слёз не было. Однако приборы не обманешь, пульс частил, появилась аритмия.
Ника опустила голову.
– Прости меня… За то, что тогда наговорила.
– Это ты меня прости. За то, что поверил.
– Бинго. – Ника улыбнулась. – Получается, я неплохая актриса. Жаль только, что учёный из меня, увы, никакой…
Они долго стояли посреди кубрика, обнявшись.
День третий. 7 ч 30 мин по земному времени
На борту «Альпины»
Мозг лихорадочно работал. Родители за два месяца постарели на тридцать лет. Ника за две недели – почти на двадцать. В чём принцип действия «заразы» с Темпус-Леоры, Иван по-прежнему не понимал. Всё могло зависеть от конкретного организма, от индивидуальных особенностей, от иммунитета. Ника постарела быстрее всех – почему? Из-за сильного иммунного ответа. Но тогда и с первопроходцами была бы обратная ситуация, и самые молодые умерли бы первыми.
Внутреннее чутьё снова тянуло его на Заман.
Надежда ещё жила в нём, но для подтверждения фантастической догадки требовались дополнительные исследования. И время. Которого, как всегда, ничтожно мало.
Всё дело в нём. Досконально изученное на Земле, время оказалось совсем другим в отдалённой точке Галактики. Плотная, агрессивная материя. Не поддающаяся земным законам. И обычной логике.
Зонды, дважды привозившие пробы грунта и воздуха с Темпус-Леоры, по возвращении не ржавели и не портились. Они продолжали функционировать, и как ни в чем не бывало выполняли свои функции. А люди старели. Старели и умирали. Почему же, если дело во времени, это алчное чудовище действовало только на белковые организмы?! Почему не разрушаются и не портятся бездушные железки? Ответ был на поверхности, но к главной задаче не приближал. Люди могли дышать, машины – нет. Время растворено в воздухе. Кроме этого дикого предположения идей пока не было.
Тот же день. 14 ч 45 мин по земному времени
Заман. Орбита
Иван сидел на полу в кубрике и смотрел на росток. Надежда на живительную атмосферу Замана не оправдалась. По его логике растения должны были уже расцвести.
С неба на Ивана сочувственно глядела бледная Темпус-Леора.
– Почему же ты не хочешь расти?..
Росток молчал. Выглядел он вполне здоровым, хотя не прибавил ни миллиметра. Приборы фиксировали рост, но он был ничтожно мал. Как в замедленной съёмке. В инкубаторе весело шебуршили Маршмеллоу и Кори. Хомякам всё нипочём. Ни Темпус-Леора, ни Заман никак не подействовали на их жизнедеятельность.
Что-то в этом было, ни Заман, ни Темпус-Леора. Не действуют. Ни один, ни вторая.
Боясь вспугнуть удачу, Иван прыгнул в пилотское кресло.
Тот же день. 15 ч 05 мин по земному времени
Заман
Он стоял на тверди Замана и глубоко вдыхал сухой, пахнущий пылью воздух.
– Ника!
Нетвёрдо ступая, Ника появилась в проёме шлюза.
– Снимай.
– Что?
– Снимай скафандр!
Он сам стащил с неё шлем, расстегнул тугой крепёж костюма. Волосы седыми прядями легли на плечи, Ника неловко убрала чёлку со лба.
– Что дальше? – неуверенно проговорила она. Уголок рта судорожно дёрнулся.
– Просто дыши.
* * *
Ночь они снова провели на орбите, дыша воздухом с Земли.
Ника спала спокойно. Иван не сомкнул глаз, боясь пропустить изменения. Время тянулось бесконечно, словно испытывая их на прочность.
В четыре утра взошло их общее с Темпус-Леорой Солнце.
Впервые со времени прилёта Иван улыбнулся тёплым лучам. Это был необыкновенный восход, самый счастливый в его жизни. Приборы отмечали прилив энергии, ускорение обмена веществ. После долгой ночи природа пробуждалась, и Ника оживала вместе с ней.
День четвёртый. 10 ч 00 мин по земному времени
Темпус-Леора
– …На одной планете все уже умерли, на другой ещё не родились, так что ли?
– Не совсем. Если постоянно пребывать на Замане или Темпус-Леоре, ничего не произойдёт. Все живые организмы развиваются по обычному циклу. С флорой и фауной здесь всё в порядке.
Они сидели на песке, опустив босые ноги в ручей.
– Время на Замане и Темпус-Леоре иного свойства. Разлить его по пробиркам – и вот тебе эликсир бессмертия и оружие массового поражения. Если бы экипаж «Альтаира» первым исследовал Заман, все были бы живы… И ещё долго-долго не старели.
– Как жаль, – проговорила Ника и прижалась лбом к его плечу. Она крутила в пальцах длинный каштановый локон, который ещё утром был абсолютно седым. – Но на деле, думаю, всё окажется ещё сложнее.
– Конечно. Я утрирую. Заман и Темпус-Леора существуют в гармонии, дополняют друг друга. Ошибкой было их разделять. Колонизировать планеты нельзя, последствия будут непредсказуемыми. «Жидкое время» пока не для землян.
– И как это донести до Совета Федерации?
– Никак. Будет лучше, если всё так и останется под грифом «Секретно».
– А я не превращусь в младенца? – спросила Ника, разглядывая своё отражение в воде. – Можно же не рассчитать «дозу».
– Думаю, что нет. Время Замана и время Темпус-Леоры уравновешивают друг друга независимо от пропорций. Подышал одним, подышал другим – и всё. Оно в тебе навсегда.
Вечер того же дня. На борту «Альпины»
Сигнал с Земли пришёл в одиннадцать вечера по Земле. Звонил отец.
Войдя в кубрик, Ника почувствовала неладное. Иван сидел, бессмысленно уставившись на наушник коммуникатора с потухшей дугой экрана.
– Что с тобой? Всё ведь хорошо.
– Мама, – проговорил он. – Маме совсем плохо, мы не успеем вернуться.
Ника помолчала и вдруг крепко сжала его плечо.
– Но… У отца в лаборатории должны быть пробы воздуха с Замана! Я позвоню, я мигом!..
* * *
Тренькнул коммуникатор. Лица мамы Иван не увидел, но на экране появилось изображение женской руки. Рука медленно поворачивалась, явно желая что-то ему показать. Со сна Иван не понял, в чём «фишка», и нажал голосовой вызов.
– Мам, что это?
– Это моя рука. – Иван понял, что она плачет. – Спасибо, сынок.
Он окончательно проснулся и снова просмотрел послание. Пигментных пятен не было. Не было и морщин. Молодая рука изящно повернулась, и её сжала вторая, мужская. Крепкая, мужская рука. На безымянных пальцах Иван увидел знакомые кольца – на одном было выгравировано – «вдох» –
