Переезд (СИ) - Волков Тим

— По рукам!

Торжественный момент нарушил быстрый, нервный стук сапог по бетонному полу. К ним бежал красноармеец Краюшкин — тот самый, что сопровождал доктора, когда они нашли ракеты в заброшенном здании. Лицо его было бледным, на лбу выступили капельки пота. Увидев наркома, он резко замер, вытянулся в струнку, смущенно замявшись.

— Товарищ Петров, я… я… — его взгляд метнулся от Ивана Павловича к Семашко и обратно.

Семашко, нахмурившись, оценивающе посмотрел на солдата. Он уловил панику, прикрытую армейской выправкой.

— Что случилось, боец? — спросил он, отрезая возможность отмолчаться. — Докладывайте.

Краюшкин, покраснев, беспомощно взглянул на Ивана Павловича, словно ища поддержки.

— Да говори уж, Василий, — мягко кивнул доктор, хотя холодная тревога уже сжала его сердце.

— Так точно, — боец сглотнул. — Обходил я пост, у северной стены главного корпуса… Там, знаете, вентиляционные короба выходят, и трубы всякие… И вижу — в нише, между кирпичами, сверток. Тряпичный, грязный. Я сперва подумал — мусор кто кинул. А потом присмотрелся… А из-под тряпки проводочек виден. Медный, новый. Решил вот вам доложить… мало ли…

Иван Павлович перестал дышать. В ушах зазвенело. Он мысленно увидел эту северную стену. Прямо за ней — сердце завода: щитовая управления ферментерами, распределительные устройства, главный рубильник. Вывести из строя — и все производство, все эти склянки, все будущие партии — остановятся на недели, если не на месяцы.

— Провод? — переспросил Семашко, и его голос потерял всякую теплоту, став плоским и стальным. — Какой провод?

Но Иван Павлович уже не слышал. Картина сложилась в его мозгу с пугающей, клинической ясностью. Сверток. Тряпка. Провод. Дистанционный подрыв. Преступники не стали дожидаться, и про ракеты уже забыли. Они решили действовать точечно, подло, изнутри.

— Бомба, — тихо, но совершенно отчетливо произнес он.

Слово повисло в воздухе.

Семашко резко выдохнул.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Краюшкин! — Семашко повернулся к бойцу, и тот снова вытянулся. — Никому ни слова. Ни паники, ни криков. Ты понял меня? Ни единого слова.

— Так точно, товарищ нарком!

— Отведи нас к этому месту. Тихо. Не привлекать внимания.

Краюшкин, бледный, но собранный, повел их вдоль стены цеха к запасному выходу.

Выскочив на улицу, они оказались в узком проходе между корпусами. Красноармеец подвел их к глухой части стены, где в тени висели массивные чугунные вентиляционные короба.

— Вон там, — он указал на неглубокую нишу в кладке, почти у самого фундамента.

Иван Павлович, не дожидаясь приказа, присел на корточки. Сердце бешено колотилось, но руки были спокойны. Он, хирург, привык к смертельному риску. Он видел аккуратно завернутый сверток размером с кирпич. Из-под грубой серой ткани действительно торчал новый, блестящий медный провод. Он уходил в щель между плитами фундамента и терялся в темноте.

— Надо обезвредить, — тихо сказал Семашко, стоя за его спиной. — Вызвать саперов из ЧК… Но пока они доедут…

— Нет времени, — перебил его Иван Павлович. Его взгляд упал на провод. — Николай Александрович, отойдите. И уведите бойца.

— Иван Павлович! Да ты что⁈ В своем уме⁈ Куда лезешь?

— Я врач, — он обернулся, и в его глазах Семашко увидел не упрямство, а ту самую концентрацию, что бывает у хирурга перед сложнейшей операцией.

— Вот именно — врач! А не подрывник!

— Я имею дело с анатомией. И с причинно-следственными связями. Если это взрывчатка с электрическим детонатором, то провод — что-то вроде нерва. Его нужно перерезать.

Он потянулся к внутреннему карману своего халата, где всегда носил небольшой набор инструментов — пинцет, зажим, скальпель. Стальной блеск лезвия в его руке выглядел одновременно жутко и обнадеживающе.

— Это безумие, — прошептал Семашко, но сделал шаг назад, увлекая за собой Краюшкина. — Если там часовой механизм…

— Тогда нам уже не повезло, — отозвался Иван Павлович, уже не слушая.

Осторожно, кончиками пальцев, он развернул грубую ткань. Под ней оказалась деревянная коробка из-под патронов, старая, с облупившейся краской. Провод, тот самый, блестящий и новый, был пропущен через просверленное в крышке отверстие и уходил внутрь.

«Стоп, — мысленно скомандовал он себе. — Не торопись. Дай диагноз».

Итак… Коробка. Простая, кустарная. Никакого сложного литья, никаких часовых механизмов, видимых через щели. Провод тонкий. Слишком тонкий для дистанционного управления на большом расстоянии. Значит, детонатор должен быть здесь, поблизости. Электрический. Значит и в самом деле часовой механизм. Саперов не дождаться.

Иван Павлович прикоснулся скальпелем к крышке, поддел ее. Дерево податливо заскрипело. Сердце заколотилось где-то в горле. Доктор снял крышку.

И тут же выдохнул.

Внутри не было никакой сложной схемы, никаких хитроумных механизмов. В коробке, обложенный кусками взрывчатки, похожей на хозяйственное мыло, лежал обычный электрический патрон для лампочки. В него была вкручена не лампочка, а толстая нихромовая спираль, концы которой были прикручены к тому самому медному проводу. Рядом валялась старая, потрескавшаяся от фонарика.

«Батарейка марки „Гном“, завод Н. К. Власова, Москва», — прочитал Иван Павлович.

Принцип бомбы был до безобразия прост: подать ток на спираль, спираль раскалится, подожжет взрывчатку и… взрыв. Все гениальное — просто. И смертельно.

«Кустарщина, — промелькнула мысль. — Собрано на коленке. Но от этого не менее опасно».

Простота устройства говорила о многом. Во-первых, о спешке. Собирали быстро, из того, что было под рукой. Во-вторых, о том, что исполнитель — не высококлассный инженер, а скорее практик, солдат или диверсант, знакомый с основами подрывного дела.

Он посмотрел на спираль, которая должна была стать очагом смерти, и увидел в ней лишь кусок проволоки. Угроза из сложной и мистической снова стала просто инженерной задачей. А задачи имеют решения.

Лезвие скальпеля блеснуло в скупом свете. Один точный, резкий разрез — и медная жила, бывшая нервом этого мертвого организма, разомкнулась. Щелчка не последовало. Только тишина, внезапно ставшая еще громче.

Иван Павлович отстранился от свертка, чувствуя, как спина мгновенно стала мокрой от холодного пота. Опустил руку со скальпелем, и она вдруг затряслась.

Семашко молча подошел, заглянул в нишу, потом посмотрел на Ивана Павловича.

— Теперь можно звать чекистов, — хрипло сказал доктор. — И обыскать весь периметр. Я почти уверен, что это не единственная «заначка».

— Краюшкин, беги к проходной, к телефону! — отдал распоряжение Семашко. — Прямая связь с Лубянкой. Хотя, постой… я сам позвоню, напрямую.

Глава 18

С Лубянки приехали сразу трое — Иванов, Шлоссер… и кинолог с собакой, остроухой немецкой овчаркою. Звали собаку Авось, и никакого отношения к ВЧК она не имела — чекисты взяли ее в аренду у московского уголовного сыска за два мешка макарон и ящик американской тушенки. Смех смехом, но так тогда много делалось.

Незадолго до этого контору Феликса Эдмундовича навестил товарищ Семашко, и сейчас Дзержинский бросил на охрану лабораторий и будущего завода самые лучшие свои силы, которым пока еще доверял. В отличие от тех же латышей и левых эсеров. И те, и другие с каждым днем вели себя все более нагло, несмотря на то, что Петерс был отправлен в Петроград — фактически сослан. Блюмкин открыто крутил что-то с англичанами, не считая нужным докладывать якобы всесильному шефу.

Все это в двух словах поведал Валдис, когда ненадолго остался с доктором наедине. В это время Шлоссер, прихватив с собой кинолога с собакой и Краюшкина с красноармейцами, тщательно проверял цеха.

— Батарейка «Гном», завод Власова, Москва, — рассматривая взрывное устройство, вслух прочитал Иванов. — Ты, Иван Палыч, прав — самоделка, без всякого полета изящной конструкторской мысли. Дешево, сердито — надежно. Вовремя бы не заметили… Э, да что там говорить! Надо искать вражину. Тот, кто это все собирал да устанавливал, не с улицы пришел. Наверняка, работает здесь. Наверное, из новеньких.