Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова

— Поклянись, — сказал Люк. — Поклянись мне, что если наши планеты останутся соединенными, если мы победим, ты сделаешь все, чтобы вернуть нам наших людей. Всех до последнего пленника. И больше никогда не пойдешь против нашего мира войной.

Ренх-сат засмеялся.

— Я уже обмануть тебя один раз, дурак, — сказал он. — Ты совсем без голова?

— Иногда я думаю, что да, — признал Люк. — Хорошо. Выполнишь клятву — и я верну тебе твои доспехи. А иначе выставлю для всех как доспехи проигравшего. Хочешь?

Тиодхар заскрипел зубами.

— Я могу уйти, — Люк оглянулся на уже довольно далеко ушедший отряд. — Ты, конечно, можешь призвать стрекозу… но ты же этого не сделал, да? Потому что она, скорее всего, не сможет оттолкнуть охонга и сожрет тебя?

— Надо быть прирезать тебя в лес, — выдохнул Ренх-сат.

— Поздно, — развел руками Люк. — Ну что? Мне уйти?

— Хорошо, — процедил Ренх-сат. — Клянусь мой меч, колдун. Если остаться жив, я найти каждый раб с ваш мир и вернуть тебе. И никогда больше не пойти война на твой мир.

Люк, забросив автомат за спину, подошел к охонгу, уперся в бок, как в круглый валун, и начал раскачивать под ругань и болезненные хрипы Ренх-сата. На моменте, когда тварь почти встала на хвост, генерал, подтянувшись на руках, вытащил ноги. Тут же вскочил, припадая на одну, зажав в руках меч.

— Ударишь? — поинтересовался Люк.

Генерал плюнул ему под ноги, поднял голову — и над Дармонширом пролетела стрекоза, за лапу которой Ренх-сат схватился, уносясь прочь. Он на лету подозвал к себе вторую и прыгнул ей на спину.

А сам Дармоншир, так же сплюнув, развернулся, понимая, что подозванная генералом стрекоза вполне могла откусить ему голову. И щит бы не помог от такой туши.

— Главное, чтобы никто Марине не рассказал, — пробормотал он нервно.

Оценил происходящее — он стоял один посреди равнины, заваленной трупами людей и тушами охонгов.

На его глазах в километре отсюда драконы вводили в портал раненых. От портала ко второму отряду, отчаянно обороняющемуся, бежали Ли Сой с гвардейцами.

— И об этом тоже, — пробормотал он и напрямую помчался ко второму отряду, огибая туши инсектоидов и оскальзываясь на вязкой грязи.

* * *

Не прошло и нескольких минут, как враги нагнали отряд Бермонта — и завязался бой. Берманы и маги, прижавшись друг к другу под крошечным щитом, отбивались от нападавших — которые словно обезумели, словно хотели все свои неудачи, все унизительное поражение забыть здесь, уничтожив маленький отряд.

Бермонт метал секиру, сбивая раньяров, из последних сил защищали бойцов маги, а берманы секли охонгов и невидши. Бойцы со сломанными ногами сражались на коленях у границ щита, со сломанными руками — одной рукой. Но в трех сотнях метров уже виднелись медлительные тха-охонги, а значит, они скоро будут здесь и продавят щит.

Купол сужался сильнее и сильнее. Галина Лакторева то нараспев читала стихи, то материлась, а щит пульсировал в рифму. Никто не удивлялся — не до того было, да и мало ли какие у магов способы концентрации.

У сада яблоневого,

Полного цветом,

Всадник спешился,

Воды попросил…

— К нам идут на помощь! — заорал кто-то из берманов. — Наши идут!

Демьян не обернулся. Он работал секирой, как проклятый, и стихия его отца теплом и тяжестью наполняла тело из мешочка с землей Бермонта на груди.

Раньяры бились о щит уже непрерывно — он все проседал и проседал. Скоро придется пригибаться, а потом — и ложиться на землю. И их раздавят.

Щит просел еще. Не размахнешься.

Что принес ты мне, всадник?

Любовь до смерти?

Или просто смерть?

Или просто смерть?

Демьян, зарычав, выпрыгнул из-под щита, сбил секирой одну стрекозу, развернулся — его сбила с ног другая. Он поднялся — на груди топорщился рваный бронежилет, — в глазах потемнело от ярости, и он пошел вперед, рвать и убивать голыми руками.

Он и рвал — но и его доставали. Он смутно осознавал, что из плеча торчит арбалетная стрела — но не ощущал боли, и метал секиру, и дрался оторванными у охонгов лапами-лезвиями, и слышал запах своей крови, и разъярялся еще больше, еще, еще — а происходящее смазывалось во что-то кровавое и бесцветное.

Вот рушится щит под ударом одного тха-охонга, — а второго он подрубает секирой и уходит от падающей туши.

Вот вспрыгивает он на еще одного, рубит, режет, рвет всадников, схлестывается с невидши, добавляющих порезов и ран на его тело, наискосок вспарывающих лицо — и, очистив спину инсектоида, рубит ему шейное сочленение до той поры, пока тот, обезумев от боли, не бросается прочь.

Вот он бежит к третьему — но движения замедляются и тело становится ватным. И глаза заливает кровью. Но он бежит, потом бредет, вставая перед гигантом, поднявшимся на дыбы, — но секира выпадает из рук, и сам Демьян падает на землю.

И видит огненную вспышку, сметающую гиганта прочь.

Демьян уже не видел, как до них добежал Четери с берманами, затем — отряд Александра. А через какое-то время — и Ли Сой с Мастерами клинков и с гвардейцами Вея Ши. Как завязалась ожесточенная рубка под стрекот вдруг присоединившегося автомата.

Алекс, чье сердце болело, как проклятое, чтобы не думать, не вспоминать, бил с тяжелой ненавистью, сначала на осколках накопителей, затем — не жалея остатков внутреннего резерва. Рубили врага Мастера и драконы, стелились по земле неустающие гвардейцы, чья кожа стала почти нормального цвета и лишь слегка отдавала золотом, хрипло командовал ими Вей Ши, размеренно и уверенно бил Ситников.

И обезглавленный враг дрогнул. Улетел сначала один раньяр, другой… отступили тха-охонги, охонги… развернулись, побежали прочь, и только невидши, получившие приказ убивать, продолжали наскакивать на отряд, пока их всех не перемололи.

Окровавленного, порезанного до неузнаваемости Бермонта нашли на поле боя, когда не осталось рядом ни одного врага. Он был еще жив — тяжело дышал, сжимая в руке мешочек на срезанном чужим ударом ремешке. Жив, но в агонии.

Губы его шевелились, и на выдохе удалось расслышать одно слово.

«Полюшка».

— Ситников, — позвал Алекс. — Нужна ваша помощь. Меня не хватит. И в стазис мы тут его не осилим ввести.

И там, среди смрада и крови два мага — учитель и ученик — возложили на Демьяна Бермонта руки. Алекс брал, а Ситников отдавал — и учился закрывать раны, останавливать кровь, вводить раненого в транс, чтобы он не умер от шока,