Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Еще одна вспышка драконьего пламени озаряет небо, проникая в расщелины между тропинками, согревая мою кожу своим сияющим теплом ― от этого света лед словно горит.

Но не только это.

Бледные остатки невидимых рун, начертанных на столбах, светятся.

Руны, которые придают терракотовому камню ледяное сияние.

Руны, видимые только благодаря драконьему пламени.

Нахмурившись, я смотрю вверх, наблюдая за борьбой саберсайтов. Снова проносятся так близко, что их заостренные хвосты угрожают вспороть купол, пока они борются за доминирование.

― Тебе есть что скрывать, Лунный свет?

Ее раздраженный ответ я слышу почти мгновенно ― его доносит до меня прохладный ветерок. Как будто она стоит прямо рядом со мной.

― Какое абсурдное предположение.

Я не упускаю волнения в ее голосе. Тон, который я слышал лишь однажды.

Когда я нашел ее в тюремной камере и откинул крышку своего вельда, в котором был язычок драконьего пламени Райгана, чтобы увидеть зажившую рану на ее голове.

Я зажмурил глаза, сцепляю руки за шеей и крепко сжимаю.

― Тогда почему ты убежала?

Тишина.

Еще одна вспышка огня.

Еще одна трещина в моем сердце.

― Я думала, тебе нравится выслеживать меня?

Это преподносится как шутка, но я вижу, чем оно является на самом деле ― отвлекающим маневром.

― Или это была ложь, Ваше Величество?

Нет.

Эллюин обычно пряталась в джунглях, ее игривые звуки эхом разносились среди деревьев.

Я устремлялся в погоню за ней.

Ловил ее.

Занимался с ней любовью.

Это совсем другое. Теперь я уверен, что она что-то скрывает, возводя высоченные стены.

По ту сторону становится одиноко.

Я иду вперед, смотрю налево и направо, глубоко вдыхая воздух, пропитанный ее запахом ― слева он сильнее.

― Я охотился за твоей душой на протяжении ста двадцати трех фаз, Рейв.

Прости меня, если я немного устал.

― Что ты имеешь в виду?

― Именно то, что я сказал, ― выдавливаю я из себя, пробираясь сквозь клубы тумана.

Именно.

Блядь.

Это.

― Покажись. Сейчас же, Рейв. Или я разрушу эти столбы, и тебе не за чем будет прятаться. ― Я делаю паузу, прикладывая ладонь к одному из них, жесткие слова сталкиваются, словно валуны, застрявшие в моей груди. ― Они могут выглядеть как лед, но уверяю тебя, это не так. Я могу превратить их в пыль в одно мгновение.

Хотя я говорю громко, в моем голосе звучит отчаянная, полная надежды просьба.

Мольба.

Она, вероятно, представляет меня стоящим на коленях, и, возможно, это должно меня беспокоить. Но это не так. Я бы вечно смотрел на нее снизу, если бы она, черт возьми, только позволила мне.

― Хорошо, ― шепчет она тихо.

Так громко.

Мое сердце замирает от надежды, хотя я уверен, что неправильно ее расслышал.

― Хорошо?

― Только закрой глаза.

Три коротких слова никогда не казались такими тяжелыми.

Такими сокрушительными.

Они ложатся мне на грудь, как горы, и я долго, мучительно смотрю на небо, рассматривая луну почти прямо над головой, наблюдая, как саберсайты выпускают языки пламени, борясь в полумраке. Пока я мечтаю о реальности, в которой она могла бы быть со мной такой же уязвимой, как я с ней, ― ее слова из камеры всплывают в моих ушах призрачным эхом.

Нет, пока ты не отвернешься.

Я словно заново наблюдаю за тем, как Слатра рассыпается на части, чувствую в моей груди горе от этого разрушения, когда осколки разлетаются как раз в тот момент, когда она обретает такую прочную форму.

Но моя надежда ― это пламя, которое никогда не погаснет. Не тогда, когда дело касается ее. Она может утопить меня в Лоффе, а я все равно буду гореть, как солнце.

Откинувшись назад, я прислоняю голову ко льду и закрываю глаза.

― Они закрыты для тебя, Рейв…

Маленькие трепещущие существа роятся у меня в груди, пока я жду, к лучшему это или к худшему.

Сломанную или целую.

Желающий.

Любящий.

Я чувствую ее присутствие раньше, чем слышу ее голос, волоски на руках встают дыбом, когда ее губы касаются моего виска, такие легкие, как перышко, я почти уверен, что мне это показалось. Но затем она запускает руки в мою бороду, наклоняя мою голову набок.

Ее губы прижимаются к моей шее, извлекая хриплый звук из глубин моей груди ― поцелуй настолько реален, что я понимаю, что это не сон.

― Ты здесь, ― бормочу я, и меня пробирает дрожь. Как будто я только что изгнал призрака из своих костей и выпустил его на свободу, сняв с груди часть тяжести, которая давила на меня грузом снов, казавшихся такими реальными.

И никогда не являвшиеся таковыми.

― Еще, ― умоляю я, когда следующий поцелуй прижимается к месту чуть ниже уха.

Моей щеке.

Уголку моего рта.

― Куда теперь? ― спрашивает она неуверенно. Даже нервно.

Как будто она стоит на зыбкой почве.

― Мои веки.

Она целовала их, когда думала, что я сплю. Из всех вещей, по которым я скучал на протяжении многих фаз своей жизни, этого мне не хватало больше всего.

Я слышу, как она сглатывает, прежде чем тянется так близко, что ее выдох щекочет мои ресницы, ее губы прижимаются к моему левому веку, затем к правому ― словно теплый, мягкий подарок от самих Творцов.

Мой следующий вдох еще более шаткий, чем мои колени.

Еще одна вспышка пламени согревает мою кожу…

Она замирает, и я слышу, как ее сердце пропускает удар, а мое разрывается на части.

Она прячется…

Я крепко зажмуриваю глаза, и она расслабляется еще до того, как пламя гаснет.

― Ты удивительно умеешь держать слово, сир.

― Я унесу его с собой в могилу, Лунный свет.

Я чувствую, как ее щеки расплываются в улыбке, и слышу, как вдалеке кричат, хлопая крыльями, выпускающие пламя саберсайты.

― Считай до десяти, ― шепчет она мне в шею. ― А потом найди меня под луной.

Что?

Я протягиваю руку вперед, чтобы обхватить ее за талию и притянуть к себе, но нахожу только воздух.

Внутри все сжимается, глаза распахиваются.

Я оглядываюсь по сторонам, но она исчезла ― даже движение тумана не подсказывает, куда она ушла.

― Лунный свет!

Это имя отскакивает от стен, как брошенный камень, пока я верчу головой то вправо, то влево.

― Ты не считаешь, ― укоряет она издалека, и я вздыхаю, сжимая руки в кулаки. Разжимаю их. ― Ты