(Не) райский отпуск с боссом - Рия Рейра

Он привел ее не на причал, а в небольшую, скрытую в скалах бухту, куда не доносились звуки курорта. Песок здесь был черным, вулканическим. Вода — абсолютно черной, отражая звездное небо.

— Ложись, — приказал он, указывая на песок.

Она легла, чувствуя под спиной прохладную шершавость. Он лег рядом. Так близко, что их плечи почти соприкасались.

— Смотри, — сказал он.

Она подняла глаза к небу. И замерла.

Она никогда не видела такого неба. Без городской засветки, без единого облачка, оно было усыпано бесчисленными бриллиантовыми брызгами. Млечный Путь простирался через весь купол, живой, дышащий, невероятно реальный.

— Видишь? — его голос прозвучал тихо, почти задумчиво. — Все твои страхи, твои амбиции, твои «проекты»… Они ничего не значат в масштабе этого. Абсолютно ничего.

Она молчала, подавленная величием открывшейся перед ней картины.

— Я не показываю тебе это, чтобы унизить, — продолжал он. — Я показываю тебе это, чтобы ты поняла. Свобода — не в том, чтобы делать что хочешь. Свобода — в том, чтобы осознать, насколько ты мала. И принять это. Перестать бороться с ветряными мельницами. Начать использовать ветер.

Он повернулся на бок, оперся на локоть и смотрел на нее. Его лицо в лунном свете казалось высеченным из камня.

— Ты учишься контролировать свое тело. Свой разум. Но главный контроль — это контроль над своим несовершенством. Над своим страхом перед ним.

Он протянул руку и коснулся пальцами ее виска. Прикосновение было легким, почти невесомым.

— Здесь, внутри, ты все еще бьешься и кричишь. Я это чувствую. Перестань. Просто смотри. Просто дыши. Просто будь.

Его слова падали в тишину, как камни в черную воду. Она лежала и смотрела в бесконечность над собой, и что-то внутри нее действительно затихало. Суета, страх, гордыня — все это таяло, уносилось куда-то прочь, оставляя лишь тихое, пустое спокойствие.

Она не знала, сколько времени они пролежали так. Когда она наконец опустила взгляд, он уже сидел, обхватив колени, и смотрел на океан. Море шептало им старые сказки на непонятном языке. Он смотрел на горизонт, она — на его профиль, освещенный луной. В этом молчании было больше правды, чем во всех их словах. Они были как два разных чертежа одного здания — еще не соединенные, но уже неразделимые.

— Завтра, — сказал он, не глядя на нее, — мы начнем работать над твоим проектом.

Он встал и ушел, оставив ее одну под звездным небом.

Анна осталась лежать на черном песке. Она чувствовала песчинки под руками, слышала мерный шум прибоя. Браслет на ее запястье вдруг перестал чувствоваться тяжестью, а стал частью ее. Напоминанием не о подчинении, а о… принадлежности. К чему-то большему. К нему. К этому месту. К этим звездам.

Она закрыла глаза и впервые за долгое время не пыталась ничего анализировать. Не пыталась понять, манипулирует ли он ею, или говорит искренне. Она просто была.

И в этой простоте была странная, немыслимая свобода.

Когда она вернулась в виллу, на столе лежала папка. На обложке было вытиснено одно слово: «АТМОСФЕРА».

Она открыла ее. Внутри были не только ее старые эскизы. К ним прилагались расчеты, чертежи, финансовые выкладки, анализ почв и материалов. Все, что она сама не смогла или не успела сделать. Все, что было нужно, чтобы ее мечта стала реальностью.

Он не просто давал ей шанс. Он давал ей инструменты. Он вкладывался в свою инвестицию.

Она села за стол, достала карандаш и погрузилась в работу. Не потому, что он приказал. А потому что хотела. Потому что могла.

За окном рассветало, когда она наконец откинулась на спинку стула. Перед ней лежал новый, переработанный, жизнеспособный план.

Она посмотрела на браслет на своей руке. Потом на первые лучи солнца, окрашивающие океан в розовый цвет.

Он сломал ее. Чтобы собрать заново. Сильнее. Точнее. Лучше.

И она к своему ужасу и изумлению была ему за это благодарна.

Глава 22

Работа поглотила ее целиком. Теперь ее дни были разделены не на тренировки и уроки, а на проектные сессии. Она встречалась с архитекторами, инженерами, дизайнерами — лучшими специалистами, которых можно было найти, всех их «одолжили» из других проектов «АК Восток» по личному распоряжению Кронского.

Они работали в просторном павильоне на берегу океана, с раздвижными стенами, чтобы можно было вдохновляться видом. Столы были завалены макетами, чертежами, образцами материалов. Воздух гудел от споров и обсуждений.

Аня была в своей стихии. Но теперь это была другая Анна. Не робкий начинающий архитектор, боящаяся собственной тени, а лидер. Она говорила четко, уверенно, ее решения были взвешенными и подкрепленными расчетами. Знания, вбитые в нее за дни изнурительных уроков, теперь служили ей верой и правдой.

Он приходил иногда. Стоял в стороне, наблюдал. Никогда не вмешивался. Лишь иногда его взгляд, пойманный ею краем глаза, заставлял ее выпрямлять спину и говорить еще увереннее.

Однажды вечером, когда команда уже разошлась, а Анна осталась допивать кофе (настоящий, крепкий, который она теперь себе позволяла), глядя на макет своего детища, он подошел ближе.

— Ну? — спросил он, как тогда в кинотеатре. — Довольна?

Она не ответила сразу. Она смотрела на хрупкие бумажные здания, на крошечные деревья, на миниатюрные фигурки людей.

— Они выглядят такими беззащитными, — прошептала она. — Одна ошибка в расчетах, один неверный выбор материала… и все это рухнет.

— Все в мире держится на риске, — сказал он, подходя так близко, что его рука почти касалась ее руки. — Но именно это и делает это стоящим. Хрупкость — это не слабость. Это цена за красоту.

Она почувствовала тепло его тела, знакомый запах его кожи — смесь морского воздуха, дорогого мыла и чего-то неуловимого, только его. Ее собственное тело отозвалось на эту близость долгожданным электрическим разрядом. Не страхом. Желанием.

Она повернулась к нему. Их взгляды встретились. В его глазах не было привычной холодной оценки. В них горел тот же огонь, что и в ее крови.

— Почему вы это делаете? — спросила она, и голос ее звучал хрипло. — Почему тратите столько ресурсов на меня? На этот проект?

Он медленно, почти невесомо, провел пальцем по контуру макета, не сводя с нее глаз.

— Потому что я устал от всего предсказуемого. От всего безопасного. От этих бесконечных «Атаманов». — В его голосе прозвучала неподдельная усталость, почти тоска. — Я строю империю из стекла и бетона, которая становится все больше и безличее. А ты… ты принесла в нее безумие. Душу. И я хочу посмотреть, что из этого