В объятиях его одержимости - Нина Северова

— Иван Николаевич, спокойно, — пытается вразумить его.

— Да, Иван Николаевич, успокойся. В твоём возрасте от перенапряга можно инфаркт словить, — хмыкаю. А так хочется по морде ему дать. Но я здраво оцениваю риски и вчерашний разговор с Ариной помню досконально.

— Красивая моя, ты ведь помнишь, что я заберу тебя через полтора месяца?

Хватаю ее за подбородок, глажу. Она смотрит на мои губы и краснеет. Сам тянусь, целую. Арина неуверенно отвечает, но от этого ещё больше торкает. Выйду и неделю ее из койки не выпущу.

— Только выйди, Тимур. Не знаю как устроено здесь все, но есть предчувствие, что будут последствия вашей потасовки.

— Переживаешь? — давай, скажи, что беспокоишься.

— Есть такое. Не вертись, — поддевает иглой кожу.

— За меня или за Дрёмова?

Хмурится.

— За тебя. Причем здесь Дрёмов?

— Знаю, что он яйца к тебе подкатывает. Вот и думаю, стоит ли мне отрезать ему эти ненужные элементы.

— Не надо.

— Он тебе нравится? — мне нужно быть уверенным, что она даже не смотрит в его сторону.

— Не нравится. Он пытается какое-то внимание оказывать, но я не хочу. Говорила ему, чтобы перестал, но он не понимает.

— А мне не говоришь больше, чтобы я перестал.

Вздыхает. Смотрит на мою бровь, которую только что зашила. Даже не сомневаюсь, что там всё нормально.

— Потому что я хочу, чтобы ты продолжал. Вопреки здравому смыслу, ты вызываешь только положительные эмоции.

Смеюсь. Вот, значит, как.

— Ты моя, Арина. А за своё я рву. Если я здесь, это не значит, что я не смогу тебя защитить на воле. Поняла?

Смотрит в глаза, думает. И не знает ещё, что за ней Мишаня братков приглядывать поставил. Так что я в курсе всего, что у нее в жизни происходит.

— Тимур, не нужно никакого насилия, пожалуйста. Я понимаю, что ты человек определённого образа жизни, но не надо никого калечить. Уверена, Дрёмов сам всё поймет.

Только нихуя он не понял. И более того, посмел к ней прикоснуться. Там, где только я могу трогать. И где меня ещё не было. Я отрежу ему руки. Но не сейчас. Сейчас велика вероятность остаться жмуриком или получить прибавку ко сроку. Я терпеливый, подожду нужного часа. Обязательно.

Дрёмов смотрит на меня как бык на красную тряпку. Урод, не понял ещё, что приговор только что подписал себе. Ну, я напомню потом.

— Товарищ полковник, пойдёмте отсюда, — Дамир снова пытается вразумить.

Дрёмов переводит на него взгляд и кивает. Снова тянет себя за волосы и выходит.

Дамир поворачивается ко мне, помогает сесть на койку. Не думал, что буду руку помощи от мусора принимать. Но Дамир — не мусор. Мент, но не поганый.

— Пиздец у тебя вид, Тимур. Но в медпункт не отведу, распоряжение было не оказывать медпомощь тебе. И это… — запинается.

— Похуй на медпомощь. Не окочурюсь. Что ещё?

— Дрёмов сказал, что Арину отстранили от должности. За нарушение инструкций. Больше она здесь не появится.

Блядь.

— Нехер ей здесь делать. Только глаза ему мозолить, — чувствую, что отключаюсь.

— Тимур, — Дамир бьёт меня по щекам, — блядь. Позову Кристину, держись.

Халилов выбегает из камеры, быстро закрывает дверь. Но никто так и не приходит.

Как и в последующие полтора месяца.

Глава 19

Арина

Отламываю хлеб, бросаю голубям. Сегодня очередной жаркий день, который хочется провести где-нибудь на речке. Но я сижу в парке, жду, когда у Кирилла закончатся занятия тхэквондо неподалеку.

После инцидента в колонии меня отстранили от работы. Сказали, что я нарушила сотню правил и инструкций, теперь меня ни за что не возьмут работать в закрытые учреждения. Сначала я очень сильно расстроилась, ведь я выполняла свою работу. Мой профессиональный долг — это спасать людей. Но у комиссии было своё мнение. И сейчас я пришла к выводу, что и сама больше не согласилась бы работать в таких местах.

Я видела как умирают люди. И сама констатировала смерть много раз. Но то, что произошло в колонии оставило очень сильный отпечаток. Такое чувство, что жизнь разделилась на до и после.

Начальство на скорой помощи искренне было обеспокоено произошедшим. И поэтому мне дали месяц отпуска, чтобы я морально восстановилась. Так что с сегодняшнего дня я свободный человек на целый месяц. И вроде радоваться надо, но на душе гадкое чувство.

Тимур не выходит из головы. По идее, срок его освобождения уже подошёл. Сделает ли он то, что обещал? Найдёт меня? Не знаю… Хочу его увидеть, поговорить по-человечески. Глупо звучит, знаю, но я скучаю. И самое обидное, я не могу ничего узнать. Во-первых, это режимный объект. Во-вторых, я — врач, которого отстранили. В-третьих, у меня есть только номер Дрёмова, но ему я ни за что не позвоню.

Смотрю на часы, тренировка у крестника закончится через десять минут. Высыпаю остатки крошек из пакета на асфальт и встаю. Может к бабушке на дачу поехать? Да, наверное. Там голова не будет думать о том, что разрушает. Бабушке я так и не сказала, что работала в колонии. Учитывая, что произошло, она бы переживала сильно.

Алёна и дядя Миша были рядом, поддержали. Подруга первые дни ночевала со мной, потому что я перед сном чувствовала сильную тревогу и потом просыпалась в слезах. Алёна в эти моменты успокаивала меня как ребёнка, качала и убаюкивала. Сейчас я пью снотворное на ночь и сплю более или менее. И когда просыпаюсь утром, всегда хочу, чтобы Тимур волшебным образом оказался рядом. Но сказок не бывает.

Только дохожу до спортивного центра, Кирилл бежит ко мне на встречу. Волосы мокрые, щеки красные. Набегался.

— Арина, давай морожку купим? — просит Кир.

— Что такое морожка?

Мальчик театрально закатывает глаза. Если бы Алена увидела это, то началась бы очередная взбучка.

— Капец, Арина, ты же не старая. Мороженое, — берет меня за руку и тянет в сторону киоска.

Ладно, я не мама, я могу баловать ребенка вкусняшками после тренировки. Алёна обычно наседает, чтобы он ел обычную еду после занятий. Это правильно, я знаю. Но сегодня Алёны с нами нет и мы можем немного отбиться от правил.

— Ладно, идём. Только не говори маме, иначе