Развод. Мне теперь можно всё - Софа Ясенева

— В какое время?

— Скажем, в три часа?

Открываю календарь и бегло перебираю записи на завтра. Только одно событие, которое пропустить никак нельзя — развод. В двенадцать. Лида всё ещё в больнице, значит, формально церемония не состоится. Надеюсь, она не станет отпрашиваться у врача. Ставлю галочку напротив «позвонить Лиде, уточнить», вписываю ещё одно напоминание: «Если нет — отмена/перенос». Сегодня навестить её лично никак не получается. Разве что случится какое-то чудо.

Но работа захватывает полностью. Корпусов у нас семь: три учебных, два лабораторных корпуса, административное здание и спорткомплекс. Каждое здание словно мини-город: прихожие, холлы, аудитории, складские помещения, подвалы — всё это теперь под подозрением и требует внимания сапёров. Команд сапёров всего две. Это означает, что процедура растягивается на часы, людских ресурсов у нас просто нет.

Казалось бы, можно было бы попытаться как-то ускорить процесс, заставить полицию работать быстрее, позвонить, надавить. Но в подобных вещах спешка смертельно опасна. Цена ошибки — не просто потерянный день, а жизни людей. Я смотрю на людей в оранжевых жилетах, как они методично просматривают коридоры, заглядывают в вентиляционные шахты, проверяют каждый шкаф — и понимаю: торопить нельзя.

В голове крутятся мысли о Додонове. Что, если звонок — не розыгрыш? Судя по всему, у него с чувством юмора явные проблемы, раз он дошёл до такого. Но слов мало, нужны факты, доказательства, свидетели. Он играет чужими жизнями ради куска земли.

— По горячим следам определить звонящего не удалось, — объявляет один из полицейских спустя пять часов, время уже сливается в одну серую ленту. — Мы продолжим выяснять этот вопрос. Четыре корпуса уже осмотрены.

Ничего не найдено, и это одновременно облегчение и раздражение. Я вымотан до предела. Мысль о падении лицом в подушку вызывает иррациональную радость. А то, что завтра будет не легче, только усугубляет желание сбежать на необитаемый остров, где нет бумажек, звонков, угроз и чужих планов.

Когда к главному корпусу подъезжает мэр, я, честно говоря, надеюсь на чудо. Его появление всегда действует успокаивающе, даже если это иллюзия. Он подходит, руки в карманах пальто, осматривает окружение, приветствует меня так, будто мы оба в одной лодке.

— Дмитрий, — говорит он без лишней официальности. — Услышал о вашей проблеме, решил лично посмотреть, как обстоят дела.

Я коротко выкладываю суть. Он морщит лоб, не скрывая озабоченности.

— Дело зашло далеко, — признаёт Муромцев после небольшой паузы. — Я подключу лучших специалистов к расследованию. Найдём доказательства причастности, и тогда у Додонова появятся другие заботы. Что касается участка, если будет возможность, мы постараемся юридически закрепить территорию, чтобы в будущем подобных манипуляций не возникало.

— Спасибо.

Надежда — это тоже ресурс.

Где-то около восьми вечера осмотр наконец заканчивается. Ничего не найдено. Сапёры закрывают кейсы, полицейские складывают планы проверок и записки. Я сажусь в машину, руки дрожат, хочется либо уехать домой и упасть на кровать, либо зайти в какую-нибудь кафешку и съесть что-то. Оба варианта манят одинаково сильно.

Просматриваю сообщения, отбрасываю спам и рабочие уведомления. И тут вижу сообщение от Лёши, которое он оставил ещё днём:

«Пап, Лиду выписывают завтра утром. Давай встретим её?»

Глава 40 Лидия

Время в больнице тянется невыносимо медленно, словно кто-то нарочно растянул сутки до сорока восьми часов. Утро плавно перетекает в день, день — в вечер, и каждый похож на предыдущий. Сначала я ловлю себя на том, что считаю минуты до обхода врача или до обеда, потом перестаю, всё равно ничего не меняется. Но, несмотря на это, домой не рвусь. Пусть лучше врачи ещё раз убедятся, что с бусинкой всё в порядке. Пусть проверят сто раз, лишь бы не пришлось возвращаться.

Со временем даже палата становится привычной. Белые стены уже не раздражают, а мягкое гудение вентиляции кажется почти успокаивающим. Я даже к соседкам привыкаю, хотя сначала думала, что это невозможно. Одна — тихая, всегда с книжкой в руках, другая — полная противоположность: громкая, болтливая, любопытная до невозможности. Первую выписывают уже через неделю, и в палате становится непривычно пусто. Зато вторая остаётся со мной до самого конца. Ирония: нас выписывают в один день. Она уже с утра собирает вещи, деловито бегает по палате, а я только и думаю, неужели и моя очередь пришла?

Честно говоря, я уже и не ждала, что врач наконец решится отпустить меня домой.

— Ну что, Лидия Николаевна, — говорит он, просматривая последние записи. — На УЗИ всё хорошо, гематома не визуализируется, кровотечения нет. Можете собираться домой. Только никаких подвигов, ясно?

Я киваю, а сама едва сдерживаю улыбку. Наконец-то.

И всё же радость немного смазывается мыслью о завтрашнем дне. Развод. Как странно звучит это слово, когда произносишь его про себя. Неожиданно решаю, что Диме про выписку пока говорить не буду. Пусть узнает постфактум. Хочу просто поставить точку. Надеюсь, он помнит, что завтра в двенадцать нам надо быть в ЗАГСе. Не хочу, чтобы всё снова растянулось.

Вечером звонит Лёша, как всегда. У него это стало традицией, звонить перед сном, узнавать, как мы с малышкой.

— Мам, ну как вы там? — голос бодрый. — Ты же говорила, сегодня УЗИ будет.

— Всё отлично, — улыбаюсь. — Никаких отклонений не нашли.

— Так почему тогда тебя всё ещё не выписали?

Вздыхаю. Придётся рассказать.

— Завтра, — говорю тихо. — Завтра выпишут.

— Ура! Можно я загляну в гости?

— Конечно. Только, Лёш, — делаю паузу, — я не хотела, чтобы папа знал заранее.

— Мам… — голос сына сразу меняется, становится мягче, — у него сейчас такая жопа, прости. Ему бы как раз твоя новость, как глоток воздуха.

— Что случилось? — настораживаюсь.

— Сегодня в универ звонили, сказали, что там бомбы. Всех эвакуировали. Папа весь день на ногах, пока всё проверяли.

— Ох… — сердце сжимается. — И он мне ничего не написал.

— Так он не хотел тебя волновать. Но всё обошлось, ничего не нашли.

— Хорошо хоть так, — тихо отвечаю. — Пары, наверняка, все сорвали?

— Ага. Он всех отпустил, но сам остался до конца. Говорит, там долго всё шло.

Я вздыхаю. Неудивительно, что не написал.

— Ладно, Лёш. Жду тебя завтра на ужин.

— Обязательно.

После звонка долго не могу уснуть. Лежу, глядя в потолок, и думаю, как завтра всё пройдёт. Хочется поскорее завершить эту историю,