В объятиях его одержимости - Нина Северова

— А зажигалка? Пожарные в отчёте написали, что возгорание случилось из-за искры от мангала.

— Зажигалка была металлическая и не сгорела. Там была гравировка с кликухой этого уебана.

Ваня молчит, переваривает. Неприятно осознавать, что пацаны, которых я кормил, работу давал и впрягался за них — оказались предателями. И такими жертвами всё обернулось.

— Значит… не по моей вине, — Дрёмов вздыхает облегчённо.

— Чистый ты, начальник. Как и полагается российскому офицеру. Тупой только, но у вас все такие.

Молчим. Странная встреча. И разговор тоже. Я мог не говорить правду. Но всё-таки смерть женщины и ребенка — это жестоко даже для меня. Нахрен с таким камнем жить. Да и Арина, она бы не хотела, чтобы ушлепок нес эту вину.

— Ты наказал их? — спрашивает.

— Да.

— Как?

— Живыми в асфальт закатал.

— Справедливо, — опускает голову вниз. Ему не привыкать слышать подобное дерьмо. В его колонии за какую хрень только не сидят.

— Забудь про Арину, Ваня. Считай, что жизнь тебе шанс подарила. Оставь чужую женщину в покое, ты и так нахуевертил. То, что я тебя не грохнул до сих пор — это заслуга Арины. Но это не значит, что терпение моё безграничное.

Дрёмов кивает, смотрит в сторону.

— Когда похороны?

— В среду.

— Понятно, — поднимает голову, смотрит пристально. Молча садится в машину и уезжает.

Я сделал то, что должен был. Утаивать правду от такого совестливого — неправильно. Но это не отменяет того, что он сделал.

Возвращаюсь в кабак, Миша завис, в одну точку смотрит.

— Побазарили? — встаёт.

— Да, сказал правду, — наливаю воду из графина.

— И про крысёнышей?

— Про всё.

Миша смотрит в телефон, что-то пишет, хмурится. Алёне тяжело. И друг взял всё на себя, чтобы как-то облегчить ей утрату. С родителями сегодня утром познакомился. Хотели нормально всё устроить, съездить в загородный комплекс, показать всё. Но… Познакомились все вот в такой ситуации. Жизнь гребаная, строишь одни планы, она всё ломает.

* * *

Подъезжаем к дому Алёны, Арина целый день у нее. Миша останется на ночь, хоть и не любит спать вне дома, но ради своей королевы идёт на уступки.

Арина спускается через пять минут. Заплаканная, уставшая. Синяки под глазами, волосы в небрежный пучок собраны, губы искусаны местами до крови. Но всё равно красивая, всё равно моя.

— Привет, — садится в машину.

— Привет. Как ты? — придвигаюсь ближе, чтобы урвать хотя бы один поцелуй, но не давлю. Если не хочет, я подожду.

Вместо ответа Арина кладет руку мне на шею, упирается лбом в подбородок. Чувство собственной безысходности — раздражает.

— Спасибо, что ты рядом, — целует в губы и отодвигается. Подаюсь за ней, мне мало. Понимаю, что сейчас такой период, но…

— Ты ещё любишь меня? — голос садится.

— Конечно, — поправляет волосы, — Сомневаешься?

— Нет. Наверное. Просто кажется, что я делаю что-то не то.

Арина шумно вздыхает. А я чувствую себя конченным.

— Тимур, я сейчас не в состоянии показывать и доказывать свои чувства к тебе. Пойми это и прими. Мне… морально тяжело. Не могу себя собрать, потому что всё разбилось внутри. И Алёну нужно поддерживать, и родителей её. У меня никого нет кроме тебя, пожалуйста, будь моей опорой, а не тем, кто ещё больше ломает, — плачет. Какой же я придурок.

— Прости меня, — притягиваю девочку к себе, целую макушку, пока она рыдает мне в грудь. Ну какого хрена, Абай?

— Арина, я не хотел. Блядь, я не урод. Не настолько. Я просто не знаю как себя вести. Ты холодная, а я не знаю как поддерживать, если не прикасаться к тебе, — выпаливаю.

— Тимур, просто будь рядом. Не надо делать что-то специально. Просто… будь моим мужем, моим Тимуром, — целует в щёку.

Мы сидим в тишине ещё несколько минут. Арина кладет голову мне на плечо, прикрывает глаза. Бедная моя девочка. Хочу забрать всю твою боль, чтобы кроме радости ничего не испытывала.

— Давай останемся здесь, — показывает рукой в сторону своего дома, — Не хочу ехать далеко.

— Как скажешь, — снимаю ручник, доезжаю до соседнего двора. Арина всё это время лежала на мне, водила носом по шее. И я расслаблялся. Накрутил себя опять, идиот. Но не могу я, когда она такая. Когда моя, но и нет. Когда рядом, но не тянется. Страшно, вдруг не хочет со мной ничего?

— Я тебя люблю, — признается, когда мы заходим в квартиру. Разувается, встаёт на носочки и даёт мне то, в чём я нуждаюсь как наркоман. Целует глубоко, с языком. И я чуть не кончаю в штаны от её нежности. Обнимаю за талию, прижимаясь сильнее.

Моя.

— Я тоже, — зарываюсь носом в ключицу.

Один поцелуй и всё, я снова как побитый пёс, который будет сторожить, заботиться и ждать очередную порцию ласки.

Арина проспала всю ночь у меня на груди. Перекинула ногу, сплела наши пальцы и вырубилась. Я нюхал ее макушку, гладил по спине и пытался понять, как жить дальше.

Моя жена. Моя любовь и моя погибель.

Моя сила и моё самое слабое место.

Нужно что-то менять. В этот раз я заплатил слишком высокую цену. Погибли невинные люди, моя семья.

А если бы Арина пострадала? А если бы оказалась прямо там, в пожаре?

Желудок сводит от этой мысли. Нельзя. Нужно беречь её. Укрыть, спрятать.

Не получается постепенно выходить из криминала. Значит, надо обрубить это на корню.

Глава 54

Арина

Похороны прошли спокойно, если можно так сказать. Было очень много людей. Проститься с бабушкой пришли её ученики, многих я видела ещё в своем возрасте, а сейчас это уже совсем взрослые люди. Столько цветов у неё лежит.

Приехали почти все наши со станции скорой помощи. Кто мог вырваться между вызовами, все были здесь. От этого внимания почему-то и тепло и грустно. Дядя Миша был с нами от начала и до конца, поддерживал. Как мы уволились, он тоже ушел на пенсию. Сказал, что без нас не хочет работать.

Поминки были в кафе недалеко от кладбища. Куча столов,