Страшное: Поэтика триллера - Дмитрий Львович Быков

и делает человека человеком. У собаки один мотив, это может быть инстинкт, а может быть самопожертвование. Но собака в каждый конкретный момент слушается одного импульса. А человеком владеют многие. И выбирать из этих импульсов — это вопрос его свободной воли. И именно человек, в котором несколько личностей, является подлинным человеком. А человек, в котором одна, — является футбольным фанатом, или фанатом политической партии «Единая Россия». Иными словами, внутреннее единство является признаком примитивности и расчеловеченности. Очень горько мне обо всем этом говорить, но это так. И когда я смотрю на большую часть своих сограждан сейчас, я с ужасом думаю, что их людьми уже не делает ничто.

Я бы решился, наверное, сказать, что раздвоение личности и есть основополагающий, системный признак человека. Цельная личность — что-то очень страшное, я не желал бы иметь с ней дело. Мы знаем о человеке немного и знаем о нем только то, что хотим знать. Но вот рассказ Гансовского «День гнева» — о появлении разумных медведей, отарков, которые оказались способны вытеснить человека из мира, победить его на всех фронтах. Я сейчас вдруг подумал, что проблему истребления отарков можно было решить элементарно: уничтожить отарков могут другие медведи, которые не стали отарками, потому что любые существа наиболее беспощадны к тем, кто вышел на следующую эволюционную ступень. Шарикова не надо было уничтожать, его можно было отдать другим собакам. Понимаете, кто активнее всего убивает люденов, условно говоря, людей новой эволюционной ступени? Люди, которые не могут им простить их новых способностей, их зубца Д. Отарков не надо было убивать именно потому, что остальные медведи составляют большинство. Бросивший курить не любит курящих. И наоборот, курящие ненавидят бросивших. И все мы являемся свидетелями того, как люди дружной стаей уничтожают любого поднявшегося над инстинктом. Оставшиеся ненавидят уехавших. Ну, кстати говоря, уехавшие платят им той же монетой. Иными словами, эволюция животного в человека приводит, как правило, к тому, что остальные животные его добивают. Мы это видим по «Острову доктора Моро», потому что те, кто стал людьми, пользуются чудовищной враждебностью со стороны тех, кто остался зверями.

— А что могут сделать люди, чтобы победить отарков?

— Боюсь, только объединиться. К сожалению, против стаи работают только стаи.

— А как-то скреститься с ними?

— Увы, скреститься с отарками человек не может. Генетически повесть Гансовского растет из повести Мериме «Локис» — там как раз история про гибрид медведя и человека. Ничего хорошего не получается. Именно поэтому на графа-медведя все время, если помните, набрасывают собаки. Но, к сожалению, противостоять готическому умному злу мы можем только одной ценой.

— Уподобившись им.

— Похоже, что да. Иными словами, научившись объединяться. Мне очень больно, что мне приходится объединяться со многими людьми, с которыми бы я на одном поле не желал находиться. Но ничего не поделаешь, придется. И объединение фермеров в финале — единственный луч надежды, который я вижу в этом рассказе.

Меня интересует история с оборотнями, потому что это тоже история трансформации зверя в человека. Смотрите, оборотень сочетает в себе черты волка и человека. Мне это особенно близко, потому что я сочетаю в себе черты русского и еврея. Когда мне надо, я еврей, когда надо — русский. Я могу сколько угодно говорить о том, что между ними нет принципиальной разницы, но она есть. Эта двойственность позволяет быть своим отчасти и там, и там, причем оборотни часто забывают, что они делают в животном состоянии. Но это дает вам огромные преимущества, это дает вам видеть со стороны и волков, и людей. Мы все говорим, что оборотень — это проклятие. И самый трагический, самый страдающий оборотень в литературе последнего времени — Римус Люпин у Роулинг в «Гарри Поттере». Но есть же и огромные преимущества в этой позиции. Я понимаю русскую стратегию — быть всегда хуже оппонента. Я понимаю и еврейскую стратегию — разрушать идентичность оппонента и укреплять собственную. Оборотень — тоже принц-полукровка, метис, и в каком-то смысле ему сильно повезло. Подозреваю, что оборотень — новый и высший тип героя.

Кстати, напомню вам рассказ Пелевина «Проблема вервольфа в средней полосе»: он раскрывает очень важную готическую эмоцию. Дело в том, что настоящая любовь возможна только между уродами, между оборотнями. И когда этот герой попадает в свою стаю, он чувствует подлинное счастье. Любовь монстров друг к другу — та единственная любовь, в которую я верю. Любовь здоровых людей всегда имеет нездоровый привкус размножения. А вот любовь изгоев, любовь уродов, особенно любовь Вервольфов, взаимопонимание, которое существует между Вервольфами, — исключительно. Я приведу Вам, пожалуй, пример готического стихотворения, которое тоже к Вервольфу имеет отношение. Это один из текстов Михаила Щербакова.

Для тех несчастных, кто словом первым

И первым взглядом твоим сражен,

Ты есть, была и будешь перлом,

Женой нежнейшей из нежных жен.

В округе всяк, не щадя усилий,

Трубит — как дивны твои черты...

Но я-то знаю, что меж рептилий

Опасней нет существа, чем ты.

Под нежным шелком, сквозь дым фасона,

Свиваясь в кольца, как напоказ,

Блистает туловище дракона!

Но этот блеск не для третьих глаз.

Для третьих глаз — ты в нарядной блузке

Сидишь изящно, глядишь светло,

Читая что-нибудь по-французски,

К примеру, Шодерло де Лакло...

Не только зубы, но даже десны

И даже губы твои, клянусь, —

Столь кровожадны и смертоносны,

Что я и сам иногда боюсь.

И тем смешней слепота, с какою

Очередной обреченный франт,

Рисуясь топчется пред тобою,

Как дрессированный элефант.

Отмечен смертью любой, кто страстью

К тебе охвачен, любовь моя!

Однако, к счастью или к несчастью,

Об этом знаю один лишь я.

А я не выдам, не беспокойся.

Чем навлекать на себя грозу,

Уж лучше сам, развернувши кольца,

Прощусь — и в логово уползу.

Это предсказуемый финал, но почему здесь упомянут Шодерло де Лакло? Потому что в «Опасных связях» главная тема — это любовь Вальмона и герцогини, двух чудовищ. Любовь монстров