И и Я. Книга об Ие Саввиной - Васильев Анатолий Григорьевич

Больше Ия на сцену не выйдет, о чем в те минуты мы и помыслить не могли.

Она любила выходить на сцену. Но то, что предшествовало этому моменту, вызывало в ней, как правило, тоску, раздражение, недовольство всем и вся. Понятно — волнение, но ведь настолько всепоглощающее, что из него, кажется, и выпутаться-то нельзя. В наших совместных “встречах со зрителем" (если просто, концерт) я, видя ее нервное состояние, не мог себе представить, что будет дальше. Дальше-то — сцена! А дальше — зал и зрители! А бывали залы на полторы, две тысячи мест!

На сцене появлялся волнующийся, неуверенный в себе человек. Потрясающе: она и не скрывала этого! И даже в какой-то момент, взяв стакан с водой, который всегда был на сцене, сделав глоток, произносила в зал: “Вы что думаете? Это я волнуюсь, в горле пересыхает". Говорилось искренне, безо всякого кокетства, как-то по-дружески. А дальше происходило то, о чем уже было сказано: со своим слабым голосом, невеликой фигурой, она заполняла собой сцену и зал, какого размера они ни были бы.

На этих выступлениях были задействованы фрагменты кинофильмов, в которых снималась Ия. Со временем кинопленка поизносилась, пошла полосами, требовалась ее замена. С помощью “Бюро кинопропаганды" (было тогда такое) я взялся за это дело. Я, конечно, видел раньше эти фильмы и ничего особо нового от их просмотра не ожидал. Одного не учел: тогда я не был знаком с Ией. Теперь мы каждый день вместе, вместе едим, гуляем, живем, и таинственный, сладостный флер, окружающий всякого творца, для меня по отношению к Ие слегка пожух. И вот я один в темном зале, а на экране — она. Я не берусь определить те эмоции, которые настигали меня после каждого просмотра, нет им конкретного названия. Что-то похожее на “ЭТО НЕ ОНА!" Это какой-то другой, незнакомый и в то же время очень близкий человек, духовное соприкосновение с которым заставляет увлажняться глаза, пробегает томительными мурашками по телу, вызывает жалостливое желание побыть одному, наедине со своими мыслями, чувствами…

Из сборника статей:

Принесли мне как-то два сценария. И там и там героиня — учительница сельская. Приезжает она (то есть они, их ведь две, разные) в школу. Встречают их в первом случае дед, во втором случае баба Нюра. И, не сговариваясь, конечно, говорят: “Я тебе, милая, и водички принесу, и дров нарублю, и печку истоплю". Сказка! Взвыв от такого единословия, я выбросила сценарии предложившим мне вместе с клятвой забыть, что такое экран.

И вот наперебой идут ко мне героини, воплощенные мной на сцене, снятся мне, и во сне я постыдно путаю выдуманную Валю с выдуманной Машей; выдуманную Машу с выдуманной Люсей. Все они честные, правдивые, добрые, умные, все с ограниченным запасом чувств и мыслей.

И снится мне одна, невыдуманная. Я люблю ее. Люблю крестьянку, повариху на колхозном стане. Она не соответствует установившемуся стандарту “хорошей", она просто прекрасна сама по себе.

Это про героиню фильма А.Кончаловского “Ася-хромоножка" (так, вопреки правильному названию, называла она этот фильм).

Андрей Кончаловский:

“Естественно, я знал Саввину по ее ролям в кино. Саввина снималась сравнительно немного, и тем не менее кажется, что мы очень часто встречались с ней на экране. Наверное, потому, что ее кинодебют — роль Анны Сергеевны в «Даме с собачкой» — стал настолько значительным, что примерно уже пять лет кинокритики, да и все интересующиеся киноискусством, не перестают говорить об этой удивительно сильной, серьезной, необычной для нашей актерской школы работе.

Я менее всего мог себе представить Саввину, так тонко сыгравшую даму с собачкой, в роли обыкновенной крестьянки. Но первые же разговоры с ней убедили меня, что эта актриса способна дать неизмеримо больше того, что уже было сделано ею в кино.

Сама Саввина к своим работам относится очень сдержанно, даже критически. Это идет от ума. Она вообще очень мыслящая актриса, всегда тщательно продумывающая свою роль. Иногда это даже мешает. Но главное в ее игре — предельная эмоциональность, очень тонкое, нервное чувство правды характера. Она работает очень серьезно, с полной отдачей, но до тех пор, пока верит в правдивость поведения своей героини в тех или иных обстоятельствах. И если эта вера почему-то исчезает, работать с ней становится почти невозможно. Тогда сразу обнаруживается заряд сарказма, ехидства, скрытые в этой женщине. Во время съемок нам нередко приходилось спорить, ругаться, и иногда совсем не по творческим вопросам.

Порой я даже думал: «Скорей бы она уезжала. Как тогда будет хорошо!» А она действительно оставляла нас для выступлений в театре. И вот проходил день, другой, третий. И все начинали скучать по ней, по ее обаянию, по той атмосфере необычности, оживленности, которая всегда сопутствовала ей, по ее очень самобытному юмору, пусть даже не всегда уместному на съемочной площадке".

Ия: Критик Нея Зоркая мне рассказывала, что ей со всех сторон советовали посмотреть Саввину, которая играет крестьянку, хромую и беременную. А она отмахивалась: “Что я, с ума сошла? Сыграет… Прохохочет всю картину". Потом ее всё же заставили, и вот что получилось. “Ты, — говорит она, — всю картину прохохотала, а я всю картину прорыдала". Потом вся еще в слезах поехала в Дом литераторов и зашла в туалет привести себя в порядок. Стоит там, а мужики вбегают, выбегают. Оказывается, она угодила в мужской туалет, хотя этот Дом литераторов наизусть знает.

Фильм пролежал на полке 20 (!) лет и вышел, наконец, в прокат под названием “История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж". А правильное, родное название такое: “История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, ПОТОМУ ЧТО ГОРДАЯ БЫЛА".

Ия: Для меня определение “гордая" представляется исключительно важным. Таким должен быть артист по жизни. Артист и человек. Человек!

Определение сути

Последние дни она читала, перечитывала любимые книги, главным образом — поэзию. Иногда просила меня почитать вслух. В какой-то из таких моментов перебила меня, даже не перебила, а вроде как спросила себя: “Сколько мы с тобой?.. Тридцать два? Тридцать два года. А кто мы друг для друга по сути? Так и останется?.." Дальше — слов было немного. Я сказал, что она права и что завтра иду в ЗАГС, а она умиротворенным голосом сообщила позвонившей подруге: “Толя сделал мне предложение". Эта ее фраза сильно меня взволновала. Взволновала тем, что всё изменила и определила: мы — я и Ия — женимся!

Церемония проходила у нас дома. Ия, красиво одетая, сидела в вольтеровском кресле, худенькая, как бы светилась изнутри. Работница ЗАГСа, несмотря на домашнюю обстановку, блюла протокол и, как положено, спросила Ию, согласна ли она выйти замуж за меня. Ия целомудренно опустила очи долу и нежным голосом произнесла: “Я должна подумать". Работница ЗАГСа слегка опешила, а новобрачная выдержала паузу, улыбнулась и, как бы преодолевая трудность решения, заявила: “Подумала. Да, согласна".

Никогда не представлял себе, что формальное делопроизводство может вызывать приятные чувства, даже — сентиментальные. В этот раз так и было. Штампы в паспорте, роспись в нужной графе, вручение свидетельства — всё приобретало некий таинственный высокий смысл. А утром я разбудил ее словами: “Доброе утро, жёнушка", — и очень удивился приятности этого слова: “жёнушка"!

Оставалось десять дней, во что посвящены мы не были.

Серёжка

Не помню, сколько времени прошло с нашего знакомства на Соловках, когда Ия, вразрез идущему разговору, неожиданно сказала: “Будешь хорошо себя вести, я тебя с сыном познакомлю". Было в этой фразе или в интонации, с которой она была произнесена, нечто недоговоренное, но я почему-то сразу понял, о чем она говорит и что имеет в виду.