Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Шакета и Мурата, выходцев из жатака по эту сторону, Абай сам спросил об их семьях и соседях. Слушая старших домашних, они тоже хорошо знали все новости. Внук Дамежан, Мурат, курносый мальчишка с большими черными глазами, часто слушал свою бабушку и, по-видимому, повторил ее слова:

- Городской не пойдет наниматься за хлеб и похлебку - из-за достоинства и гордости. Пусть даже дадут пятнадцать копеек в день, но он потребует: заплати за труд! А что делать голодному пришельцу, которому пойти некуда? Так и толпятся у ворот баев целыми днями всякие пешие люди из аулов Карашолак, Шопти-гак, Жоламан, обивают пороги, ищут себе работу. А городские теперь не могут подработать, в прошлый забой скота их уже не брали на бойню. Совсем тяжко приходится им!

- Е, вы только поглядите на него! - рассмеялся Усен. - Говорит, прямо, как взрослый джигит.

Остальные ребята также громко расхохотались, весело поглядывая друг на друга, иные, смущаясь Абая, прыскали в кулак, безуспешно пытались укротить свой смех. Мурат, конечно же, сразу обиделся, покраснел и выпалил с досадой:

- Чему смеетесь, разве это неправда?

Он смотрел на Абая широко раскрытыми, черными глазами, полными обиды, прося помощи. Абай понял этот проницательный взгляд и заступился за Мурата:

- Не смейтесь, он верно говорит. Ни от кого в городе я не смогу узнать про все это! Пусть Мурат рассказывает дальше.

Поведай-ка нам о своем отце - Жумаше, о соседях - Бидайбае, Жабайкане, о вдове Шарипе.

Мальчик добросовестно рассказал обо всех...

Из его последующих слов Абай узнал также и о том, что работодатели ведут себя нагло: владельцы бойни, торговцы шкурами, лавочники - все как один ругаются, издеваются, язвительно насмехаются над людьми, что приходят к ним в надежде получить работу.

«Будешь артачиться? Будешь просить повышения? Потребуешь завтра двадцать копеек в день? Раз так, то лежи себе дома, а мы другого наймем!» Так говорят с работниками Сейсеке, Билеубай-хаджи, Жакып и Хасен, тем самым и другим подают пример для подобных насмешек над людьми - джигитами, женщинами, даже крепкими мастеровыми. Сыновья и младшие братья этих баев повторяют их слова, болтают все, что приходит на ум. То же и подрядчики Отар-бай и Корабай - стоит жатаку достойно возразить, ему говорят: «Ах, он еще и обижается!» Выматерив, выгоняют его вон, что уж совсем непонятно: неужто им не нужны хорошие работники?

Все это поведал Мурат, полный взрослыми заботами. Потом заговорил младший сын Сеила - Шакет.

Лодочник Сеил, как всегда, зимой ходит без работы и вместе со своими двумя гребцами обивает пороги баев, но никто их так и не взял до сих пор, ни одного из троих. На днях Сеилу чуть повезло: подвизался колоть лед и ловить рыбу на Иртыше с бакенщиком Мешелом и еще одним русским рыбаком. Другое еще дело у него: летом запасся сухими ветками тугая на дрова и сеном, теперь излишек возит на ручных санках, стараясь продать.

По рассказам отца, Шакет хорошо знал о тяготах и невзгодах, что терпят люди и в долине, и в степи из-за нынешних крепких морозов.

- Отец говорит, что такой ужасной зимы ему не приходилось видеть лет тридцать! Один раз он отморозил пальцы на ногах.

В другой раз пришел с обмороженным подбородком и совсем белой левой щекой. Теперь все его лицо какое-то пестрое, в темных пятнах. Говорит: «В первый раз за всю жизнь так обморозил лицо! В самые лютые морозы не случалось со мной такого. Нынешняя зима - страшная!»

Когда закончил Шакет, в разговор снова вступил юный джигит Рахим. По выводам, прозвучавшим из его уст, Абай догадался, что он передает слова Абена, который, в свою очередь, услышал их, наверное, от Павлова:

- Если есть в городе угроза голода, если все это происходит по вине переселенцев, то почему они-то покинули свои дома? Почему тронулись из родных мест черным, как сель, потоком, будто единое племя? Похоже, и в России нынешний год выдался тяжелым. Ходят слухи о грядущем голоде. Говорят, что голодные безземельные крестьяне могут стать возмутителями спокойствия, и сам белый царь боится их. Вот и стали переселять крестьян из срединной России в наши края, где много земли, но мало людей!

Слова, произнесенные юношей Рахимом, дали Абаю повод для размышления, а вопрос, им затронутый, Абай и сам был бы не прочь поставить. В самом деле, разве правильно связывать тяжелую жизнь города только с появлением переселенцев, с нынешним неурожаем?

Рахим показал себя смышленым молодым джигитом. Он думал о других людях, а это главное... Абай слушал его с огромным вниманием, одобрительно кивая головой.

- Верно говоришь, Рахимжан, со знанием дела!..

Абай хотел было добавить еще несколько добрых слов, но тут вдруг объявился Жалел. Оказывается, двое гимназистов Кунанбаевых, которые посмеивались и скабрезничали за стеной, ненароком замолчав, услышали сказанное Рахимом. Жалел, хохоча, соскочил с постели и быстро вошел в комнату. Теперь он стоял, отвернув полы длинного мундира, засунув руки в карманы штанов, и глядел на Рахима свысока, как в переносном, так и в буквальном смысле. Его косые глазки, заплывшие мясистыми веками, так и сверлили сидящего на стуле Рахима. На чисто русском языке он с упреком стал выговаривать ему:

- Неужели ты думаешь, что царь, государство так уж и боятся крестьян, которые только вчера были рабами? Они что, первый день терпят скотское существование, эти крестьяне? Разве первый раз они видят такой голод? Если не знаешь, не разбираешься толком, то не болтай чушь, а лучше попридержи свой язык!

Рахим стал было возражать, говоря по-казахски, но Жалел махнул в его сторону рукой:

- Довольно, и слушать тебя не желаю!

Абая возмутило такое поведение, и он сказал строго и вместе тем ласково:

- Нет, Жалел, ты неправ. Причины переселения крестьян -сложный и обширный вопрос, а вот о том, что государство может опасаться народных волнений, Рахим правильно говорит. И почему бы царю не беспокоиться, если его народ испытывает неимоверные тяготы, вынужден голодать? Голубчик Жалел, оказывается, это ты поверхностно понимаешь все обстоятельства!

Увидев, что Абай от него отвернулся, Жалел вышел из комнаты, так и не найдя, что сказать, лишь мрачно, с холодной неприязнью глянул на него...

Вечером, уложив ребят спать, Абай, Дармен и Баймагамбет перешли в другую комнату и сами стали готовиться ко сну. Абай не хотел в эту ночь оставаться один, и друзья понимали это, расположившись тут же на полу. Дармен и Баймагамбет раздевались, устраивали