Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Давно уже стал замечать. Что-то мне не нравится этот Жалел, сын Какитая. Стоило ли давать ему образование? Что, разве нет у него других детей, более способных к русской грамоте?

Дармен весь вечер говорил мало, все больше наблюдал за детьми. Он видел, что и Абай занят тем же самым. Юный Жалел ему явно был не по душе. Дармен хорошо знал ответ на вопрос Абая и охотно заговорил об этом:

- Абай-ага, если этот сын никудышный, то откуда другим быть лучше? Ну, вот, есть у него сын по имени Дархан. Какитай показывает его Магашу еще в колыбели и спрашивает: «Как ты думаешь, хорошим он человеком вырастет?» А Магаш возьми да и пошути: «Разве у хорошего человека может быть такой толстый лоб? На целый палец толще, чем бывает у хороших!» Затем Магаш приводит высказывание одного русского писателя, тот говорил про своего героя что-то вроде того: «Лоб его совести покрыт медным щитом». Медный лоб, то есть... После чего Какитай убоялся, наверное, да и отдал учиться не Дарха-на, а этого самого Жалела. Хоть у него точно такой же медный лоб, поди...

Абай слушал Дармена с улыбкой, затем заметил:

- В шутке Магаша, как видим, была доля правды. Жалел и Дархан - потомки Кунанбая, и у них, должно быть, общие не только лбы. Боюсь, выйдет из этого самого Жалела настоящий злодей, а в лучшем случае - просто никудышный человек. Бывает, что учеба, познания перерождают характер. Было бы чудом, если бы так случилось с Жалелом. В противном случае, завязнет в этой своей меднолобой напасти - станет мырзой в степном ауле, чванливым и наглым! - закончил Абай, тем самым дав ответ на свой собственный вопрос.

Дармен и Баймагамбет, не любившие Жалела за его высокомерие, надменность, неумеренные приступы внезапного буйства и особенно - за его поганый язык, полный отборной и пошлой матерщины, дружно рассмеялись.

2

Здоровье Магаша с каждым днем ухудшалось. Те едва уловимые признаки болезни, которые насторожили Абая при первой встрече с сыном, теперь проявлялись все резче: Магаш стал тяжело дышать, его лоб порой покрывался мелким потом, часто повторялся пока еще не сильный, но хорошо известный Абаю сухой кашель...

За свою долгую жизнь он не раз видел эту болезнь - у детей, молодежи, джигитов-подростков. Он знал, сколько она длится и чем кончается. Тем не менее, отец, словно хватаясь за соломинку, тешил себя самой незначительной, призрачной надеждой. Допустим, поговорить с доктором, может быть, есть какие-то средства, чтобы не дать болезни усилиться, приостановить ее, а затем окружить сына вниманием и заботой, пока болезнь не зашла далеко - может быть, это поможет ему?

Сегодня пополудни, сидя в гостиной на квартире Магаша, Абай с нетерпением ждал доктора. Тот должен был появиться с минуты на минуту, ибо отличался пунктуальностью, верностью своему слову и ремеслу. Вместе с ним собирался прийти и Павлов, который до этого уже заходил к Абаю в дом Кумаша.

Наконец, они появились - Павлов и Станов, его хороший знакомый, опытный врач. Это был невысокого роста средних лет человек, с красивой кудрявой бородой и приятным, внимательным лицом. Щеки доктора цвели здоровым румянцем, густые каштановые усы были аккуратно подрезаны, широкий открытый лоб свидетельствовал о недюжинном уме, а чуть вздернутый нос, будто в изящное дополнение к этому красивому лицу, делал его еще притягательнее.

Станов вошел, на ходу раздеваясь и учтиво кланяясь Абаю. Не дожидаясь приглашения, быстро прошел в дальнюю комнату, к Магашу. Павлов и Абай остались в гостиной, сидя напротив друг друга за письменным столом.

Абай пригласил Павлова, настоятельно просил его сегодня прийти, чтобы получить совет и у него касательно болезни Ма-гаша. Теперь же, пока доктор был у больного, Павлов заговорил о другом, и Абай, погруженный в мысли о сыне, рассеянно слушал его.

Станов тем временем осматривал Магаша, тщательно и долго. Много говорил с ним с глазу на глаз о предстоящем лечении. Магашу, в первую очередь, необходимы хорошие условия. Больной должен быть внимателен к себе, пристально следить за своим состоянием. Никаких волнений - сходов, собраний, происходящих в городе. Чаще находиться в доме, в тишине, в спокойной обстановке среди близких людей. Надо быть разборчивым в еде, соблюдать чистоту. В общем, всего этого можно достичь лишь в том случае, если Магаш вернется в родные края...

Пока Станов был у Магаша, Павлов заговорил на привычные для него темы. Дело в том, что он получил некие известия от своих товарищей из внутренней России, и сведения эти были весьма необычны.

Павлов говорил то же самое, что и юный Рахим, вернее, джигит как раз и повторял те же самые слова Павлова, дошедшие до него ранее. Оказывается, имперские власти уже давно ожидают крупных беспорядков. Прошлым летом российские губернии уже сотрясали крестьянские бунты, да и в городах происходили какие-то рабочие выступления. Кроме того, некие тайные силы, к коим, как Абай уже давно догадался, имеет отношение и сам Павлов, готовы не только продолжать, но и усиливать деятельность, которая, в конце концов, приведет страну к самой настоящей революции!

Встревоженная этим, царская власть решила прибегнуть к особенной мере, к некой уловке, а именно: переселить в дальние края огромную массу обездоленных, обнищавших крестьян, тех, что участвовали в прошлогодних бунтах.

- Их обнадежили: «Те края очень богаты, в Сибири, в Же-тысу, много свободной земли, приедете, забудете о лишениях и невзгодах, заживете в сытости и достатке!» - говорил Павлов. - Так, обманом и отправили в безвестность бесчисленные толпы крестьян, которые сейчас как раз заполонили Семипалатинск. Кроме того, именно там, куда направили крестьян, на этот год пришелся неурожай зерновых - в Сибири, Жетысу и также здесь. К чему может привести голод среди крестьян, и без того недовольных, жестоко обнищавших?

То ли сам Павлов искренне так считал, то ли его товарищи из центральной России об этом писали, но ему казалось, что достаточно сказать лишь несколько слов, как все эти крестьяне поднимутся на самые решительные действия, и вот тогда революции, о которой так мечтал Павлов, точно не избежать! А сказать крестьянам надо всего лишь следующее: «Все эти напасти исходят от царской власти! От жестоких и коварных намерений вельмож и аристократов...»

- Будущее России весьма тревожно. Дело в том, что царской власти оказалось мало удалить крестьян на окраину страны.