Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Кочевники степей говорили: «Джут - о семи братьях», что означало: пришла эта беда, ожидай еще семь бед. От простуды многие женщины болели горячкой, после которой они за одну зиму превращались в немощных старух. Стойкий, лютый холод сопровождал старшего брата. У людей кончилось зерно, съедены были все заготовленные продукты питания - голод был другим братом джута... Кочевники, обычно ездившие в город в случае необходимости, сейчас, в силу утраты почти всех верховых лошадей, оказались запертыми, как в ледяном зиндане, на широких просторах своей родной степи - одиночество, беспомощность обреченных убивали не хуже холода и голода. Из-за ледяных ветров, лютых морозов, обвальных буранов прерывались сношения не только у степи и города, но и аула с аулом, стойбища с зимником. Разбросанные по укромным низинам, ущельям, на горных подолах, прятались в своих неприглядных темных зимниках бедствующие кочевники, словно сурки в норах. Они были забыты Богом среди снежных просторов, оторваны от внешней жизни людей. И настала такая пора, о которой сами кочевники говорят: «Кобчики летят в одну сторону, птенцы кобчиков - в другую». Что значило: каждый спасается сам по себе, надо разбредаться по сторонам.
Так и происходило: привязав маленьких детишек за спину, взяв в руки посохи, голодающие люди пошли по дорогам, надеясь, что где-то в другом месте кто-нибудь да поможет им не погибнуть в этом страшном, холодном мире.
Последний джут и мор людей от голода и холода народ назвал годом Великого бедствия, годом белого зайца, а после вспоминал о нем, как о годе страшной общей беды, которая никогда не забудется. Этот март увековечился в памяти людей как самая мрачная, многочисленная по человеческим жертвам, черная пора джута.
Все эти беды и напасти, падеж скота, коснувшийся почти всех, не миновали и хозяйства Абая и его близких людей. Отгонные табуны, отправленные им в отдаленный край Ажы, также не избегли всеобщей участи. Осенью Абай, Магаш, Ка-китай объединили свои табуны, присоединили к ним небольшие косяки старых добрых соседей и создали совместный большой табун примерно в тысячу двести голов. Смотреть за лошадьми на отгонных пастбищах были назначены шестеро табунщиков, из них один был приставлен к приданным табуну коровам и к тому же должен был стряпать на всю бригаду конюхов. Главный табунщик Алтыбай, не без тайного расчета, назвал свой передвижной кос «станом Абая». И в середине зимы, услышав от знающих людей, что в краю Ажы была осенью хорошая трава, Алтыбай решил направить туда свой подопечный тысячный «косяк Абая». Замысел удался, ибо в краю Ажы, как только услышали, что это кони из табунов Абая, сразу разрешили их пасти на своих землях. Ибо в Кы-зылмолинской волости, к которой относилась земля, люди хорошо знали Абая - и охотно предоставили его лошадям свои просторные пастбища, покрытые снегом. У самих людей края Ажы своих коней было немного, и никакого урона не могли нанести им табуны Абая. Тем более, что он известил хозяев: им хорошо заплатят за разрешение на тебеневку. Табунщики передали людям Ажы несколько упитанных лошадей, а также жеребца-производителя.
Несмотря на стойкие морозы и снегопады, державшиеся весь февраль, «стан Абая» претерпел не очень много потерь, сумев продержать табуны на подножном корму. Однако за середину февраля начались и у Алтыбая падежи скота. Видимо, лучшие участки с травою были съедены. Сразу погибли исхудавшие жеребята-сосунки, в возрасте от пяти месяцев и до года, а также несколько молодых, не очень крепких кобылиц по третьему году. Все они пали, не выдержав холодов и от сильного истощения.
Вдруг ко всему этому добавилась еще одна беда. Совершенно внезапно прошли сильные ночные дожди с мокрым снегом, а наутро вновь навалились холода, - и снег превратился в ледяную корку, которою накрепко сковало всю землю на пастбищах. С этого времени джут взялся нешуточно. Сразу начались выкидыши у жеребых кобыл. Алтыбай решил тогда срочно покинуть край Ажы, уйти куда-нибудь еще дальше. Но приехал из аула Какитай, распорядился: «Немедленно откочевать с табунами обратно на Байгабыл, к стану Абая - Акшокы». И после этого, испытывая тягостные лишения, табун Алтыбая целый месяц добирался назад, к подножию Акшокы.
Алтыбай умело и внимательно вел борьбу за сохранение табунов, однако, как он ни старался, вид лошадей, особенно молодняка, был самым плачевным. Кочевники, исконные лошадники, определяли состояние табуна прежде всего по виду самых молодых жеребят. Если у жеребят-сосунков хвосты пушистые, при резвом беге поднимаются задорным султанчиком, приезжий казах говорил хозяину: «Е, а хвосты у твоих жеребят выглядят достаточно куцыми!» На что довольный хозяин выражал радость и учтиво благодарил гостя... У Алтыбая же теперь в табуне не только жеребята косматились длинными, обвисшими хвостами, заросли большой гривой и космами провисшей челки, но и у взрослых лошадей вид был неприглядным: хвосты, гривы спутаны в неряшливые колтуны, сплошь залеплены колючими шариками репейников. И даже у некоторых взрослых лошадей на их костлявых головах, по сторонам от брыл, словно торчала борода, - выросла дикая щетина. Резко выступившие на ногах сухожилия не красили коней. Сейчас в «стане Абая» не осталось ни одной упитанной лошади. Исхудали, неузнаваемо выглядели и племенные жеребцы - огромные их остовы выпирали жуткими ребрами.
Медленно продвигаясь к родным краям, косяк каждый день терял лошадей и становился все меньше. Отстав от табуна, обессиленные кони пытались брести куда-то, но потом останавливались на месте и вскоре валились на землю. Их трупами, с выпяченными животами, был усеян белый снег на пути табунного исхода. Падающий снег, низовая поземка постепенно засыпали их, строя над ними белые могильники.
Алтыбай каждый день садился на свежего жеребца и ехал впереди косяка, вел его за собой. По его примеру и другие табунщики сменяли лошадей, вели табуны за собой. Так установилось, что впереди косяка двигалась группа из самых крепких коней. Но передвигаться быстрее все равно не удавалось. Лошади много времени теряли на то, чтобы копытами разбивать слежавшийся снег и, разгребая его, доставать из-под сугробов корм. Порой они тонули в сугробе по самое брюхо.
На весь путь, который обычный путник преодолевал за два дня,
